каким-то тайным поручением к хану Бечинского с Атталыком. Грозы как будто и не
было на горизонте, но она чуялась в воздухе, потому-то и носились переделываемые
каждым слухи о Хмельницком. Но никто не предвидел козакотатарского набега на
Волощину, о котором а долженъ
*) Это показывает, что Хмельницкий разыграл перед Киселем такую же комедию с
Нечаем, какую перед Ляшком с Кривоносом.
,142
.
был прервать повествование, чтоб осветить истинным светом взаимные отношения
трех интригующих сил в виду четвертой, лупуловской.
За неимением более точных известий о козацких похождениях в Волощине,
приходится и мне повторить слухи, долетавшие до анонимного мемуариста, который,
как можно догадываться, был адгерентом дома Замоиискнх и жительствовал в
Замостье.
„Вскоре" (пишет он) „полковники Носач, Пушкаренко и Дорошенко с 16.000
Козаков ворвались к Волохам и соединились под Сорокой с 20.000 Орды иуреддин-
оултана. Татарская голота, как муха на мед, бросилась на грабеж Волощишы. Там люди
зажиточные, есть что грабить, а если будут обороняться, то собственною кровью
заплатят.
„Волошский господарь Лупу.ш, не имея столько войска, чтоб отразить внезапный
набег Татар и Козаков, отослал жену и детей в замок Немец, за реку Серег, и велел там
сделать засеку в густом лесу, в буковине, а сам скитался в неприступных горах,
ущельях и нетрах. Поэтому неприятели не воевали, а сплошь грабя, опустошали край
огнем и мечем, гоеиодарскую столицу сожгли, как сожжена из-за Елены Троя, и всю
Волощину разорили. Господарь Василий посылал людей на высокие деревья, велел
смотреть, в которой стороне видать огонь, и соображал руиины. Было у него несколько
приближенных Поляков. ИИо совету двоих из них, Кутнарекого и Доброшевекого,
опытных в домашних и военных делах, решился он окупиться, и послал переговорить с
неприятелем.
„Орда уже довольно награбила; козаки опасались Поляков, сто• явших обозом на
водошской границе; поэтому иуреддин-султан вступил охотно в переговоры, и получив
800.000 битых талеров, еверх подарков старшине, выступил из Волощини.
Хмельницкому также было полезно разграбление Волошины: ибо господарь обещал
ему отдать дочку за его Тимошка, лишь бы только дал ему после этой руины немного
осмотреться. Он до того был прижат к стене, что прежде у нею присватывались, а
теперь сам он сватался ради мира. Отсчитав жестоким сватам такую громадную сумму,
оплакивал он выжженный и разоренный край свой, и поступил по давнишнему обычаю
Волохов, которые заискивают благоволения у всех и кланяются сильнейшему.
Несчастное положение их было таково, что сысподу дым выедает глаза, а сверху на них
каплет.
.
143
„Удавались эти штуки Хмельницкому* (продолжает эхо современной молвы,
Аноним). „Счастливый десперат, он заохачивал Турцию к протекции над собою, Орду
отвлек от Московской войны, Москву, обманутую видом предательской приязни,
сделал неприятелями Поляков, волошского господаря оклеветал, и не пропустил
никакого случая повредить Польше. Великое диво! человек низкого происхождения
одним природным умом доходил до таких предательских штук и прозорливых мыслей,
что не только обманывал глупое посольство, но обманывал и великих монархов и,
словно помраченных чернокнижными чарами, вооружал и соединял на Поляков.
Татары, от природы довольно проницательные, поверили, что Поляки, будучи не в
силах одолеть Козаков, хотят выгубить обезоруженных под предлогом Зборовского
трактата. Россиянин, устрашенный татарским могуществом, принял протекцию над
козаками для обеспечения своего Московского царства; а Турок, желая завоевать
Украину, предложил им протекцию, и ослабив постоянною войною Поляков, надеялся
покорить их своей власти. Так-то* (заключает с глубоким вздохом современник-
мемуарист) „одной головы Хмельницкого с его столь быстрым умом было достаточно,
чтобы причинить Речи Посполитой такия тяжкия страдания,— того Хмельницкого, о
котором все знали, что это был такой великий пьяница, что никогда не просыпался, и,
однакож, он один был автором и выполнителем столь страшных руин, бед и
кровопролития*.
Совсем иной взгляд на козацкие подвиги и единоверной Молдавии усвоили себе от
Козаков наши предки Малоруссы; а как от формации мнений зависят судьбы
человеческих обществ, то заслуживают внимания историка и те мнения, которые
поворачивают общественный ум вспять, вместо того, чтоб устремлять его вперед.
Козацкия воззрения не оставляют козацких потомков доныне, как и шляхетския—
шляхетских. Малорусская историография до настоящего момента угощает публику вот
какими взглядами на героя пожогов, руины и человекоистреблеиия:
„Вся страна пылала. Яссы, оставленные жителями, были разорены и сожжены
козаками и Татарами. Гетман чувствовал себя в положения торжествовавшего
победителя, могущего требовать покорности от своего противника, так недостойно его
обманувшего и так грубо оскорбившаго* *).
*) Еиевсвая Старина, 1887, март, 491.
144
.
В том крайнем положении, до которого была доведена страна и собственная семья
Лупула, он был принужден откупиться и от Козаков, как откупился от Татар, обручить