ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

паны без исключения. Не понимают, не хотят понять этого полономаны и в наше время;

а в тот хаотический век мудрено было понять правду подобного суда Калиновским,

Лянцкоронским и Киселям, Они только видели, что прут против рожна, и их

раздражительность, равно как и их снисходительность, кротость, уступчивость были

одинаково для них вредоносны. Тот же самый народ, который в одном городе казался

им доверчивым, в другом с ними лукавил, а в третьем являлся диким. Кто правил умом

и чувствами миллионной массы в её переменчивости, никогда бы папы не доискались,

потому что сказанное шепотом слово делало с нею дивные превращения.

В начале римского марта Калиновский двинулся к Стине, в которой заперлись

козаки и мужики из разных других местечек. На походе встретило его двое мещан из

Стины с просьбою о мире

176

.

от всех жителей, и взялись проводить панское войско. Но в окружавшие Стину

хутора набежало множество мужиков, вооруженных самопалами, луками и другим

оружием. Они стали стрелять, произносили угрозы, крутили Ляхам дули *) и даже

выставляли задния части тела. Долго это христолюбивое воинство защищало входь в

хутора и в нижний город, наконец его прогнали, овладели хуторами и нижним городом.

Защитники нижнего города отступили в верхний, обороняемый местоположением.

Попытка взять его приступом оказалась безуспешною. Начались переговоры.

Осажденные предлагали окуп в 4.000 злотых и просили гетмана пощадить их, уверяя,

что они—верные подданные калуеского старосты, Яна Замойского. Видя, что силой

нельзя с ними ничего сделать, Калиновский согласился на контрибуцию, и

удовлетворился только тем, что потребовал от них присяги. Но, присягнув, мещане

доставили только 1.000 злотых. По общему совету, гетман возвратил им и эти деньги.

Неизвестно, что было говорено на панской раде, но дальнейшие поступки панов

были верхом безразсудства. Отступив к Черниевцам, они оставили в одной долине близ

города засаду. Ничего не опасаясь, мужики вышли из города на опустевшее панское

стаповище. Тогда жолнеры бросились на них из засады с татарским криком Галла!

Галла! и перебили их до полусотни.

„В тот же день0 (пишет Освецим) „гетман послал полки князя воеводы русского и

пана коронного хорунжого в местечко Ямполь. Они захватили Ямполь ночью в расплох,

перерезали поголовно всех житеией и овладели богатою добычею; а войско, от. ступив

от Стины, расположилось на трехдневный отдых в Черниевцахъ“.

Другой мемуарист, называемый мною Анонимом, не только не видел в этом акте

безразсудной свирепости, но распространился о нем сочувственно, точно ваши

историки о свирепости козацкой.

„Ляпцкоропский0 (пишет он) „вознамерился овладеть Ямнолем, гнездом, как

волошских, так и наших разбойников, а между тем пошла молва, что гетмап

Калиповекий двинулся под Винницу. Лянцкоронский подступил к Ямполю секретно:

ибо секрет на войне—душа триумфов, да и в мирное время секрет хорошее дело,

потому что, разгласив, что думаешь, редко задуманное сделаешь.

*) Показывали кукиши обеими руками, вертя одну вокруг другой, чтб выражало

крайнее ругательство.

.

177

Курица кудахчет, снеся одно яйцо, а ястреб ловит птиц потихоньку. Поэтому

Лмполь ничего не опасался, да еще на то время собралась там ярмарка. Тихохонько

подошли хоругви и вступили в отворенные ворота. Мещане только что проснулись, и

стали отворять крамные коморы (kramy), как рынок, наполнился польским войском.

Ударили в колокола, крикнули на оборону, но Поляки стояли уже с голыми саблями над

ше.ей. Все-таки мещане хотели защищаться, а приезжие бросились толпой бежать, но

мост на реке обрушился. Обороняющиеся мещане были перебиты; ограбленный город

был зажжен, а сколько Ямпольских мещан и гостей заходящее солнце оставило в покое,

всех нашло оно вырубленными. Погибло там десять тысяч народу обоего пола, в том

числе и три полка бунтовщиков. Достатки их расхватала жолнерская челядь".

Что эти похождения были делом произвола Калиновского и Лянцкрронского, видно

из письма Адама Киселя, которым он старался ослабить впечатление, какое они

должны были сделать в Украине.

Называя Хмельницкого милостивым паном гетманом, любезным паном и братом,

Киеель писал, что от начала вселенной, „при костеле, а по нашему при церкви

Божией", злой дух устра-. ивает свою капеллу; что он, Киеель, вместе с Хмельницким,

постоянно хлопотал о том, как бы спасти от гибели последнюю горсть Русского Народа

(один ополячивая, другой отатаривая); что Хмельницкий верноподданнически горовал

(horowal) и трудился для того, чтобы потушить вспыхнувший пожар, но что Нечай,

которому де ныне да оставит Господь его прегрешения, привык было, без гетманского

ведома, творить всякое зло: зазывать Татар против соотечественников, проливать кровь,

избивать шляхту. „Так и в последнее время" (писал Киеель) „он овладел артиллерией в

Брацлаве, двинулся к Линцам и напал на квартиры польского войска, понося письмами

и на словах знатных вождей и гетмановъ". Узнав де об этом столкновении и имея в

виду охранение мира, он, Кисель, удержал королевским именем полевого гетмана и

брацлавского воеводу от дальнейшего движения за пограничную черту, и теперь