ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

вверху, чтобы затопить панский лагерь. Но козаки были такие же плохие гидравлики,

как и пушкары, Свое бессилие подкрепляли они криком (krzykiem sila nadrabiali).

14 (4) июля козаиикие полковники штурмовали стоянки Вишневецкого. 16 (6)-го

ночью был такой сильный приступ, что Небаба и Гладкий потеряли, как записано в

дневнике, 3.000 народу. „Едваедва не овладели козаки городом (о maly wlos nie inieli

miasia)“, писал автор дневника: „тогда бы отняли у нас и город, и воду*. 17 (7 го)

подошел к городу отряд полковника Федоренка. Пользуясь утреннею мглою, перешел

он вал и уже начал рубить частокол, как поднялась в стану и в городе тревога. На звон

колоколов и гром пушек, двинулись отовсюду козаки к Збаражу. Но мужественный

полковник Корф, предводитель рейтар, отразил нападение.

После этого паны решили — насыпать новые валы поближе к городу. Мещане и

мужики работали день и ночь. Военные люди помогали им ночью, а днем отражали

приступы. В течение двух дней внутри лагеря появились высокие валы.

18

(8) июля козаки, по словам дневника, сделались ласковее (laskawszemi sio

stawili): не очень сильно наступали, только осыпали князя Вишневецкого бранью и

угрозами (tylko mu lajali а grozili).

19

(9) июля козаки целый день стреляли из шанца, устроенного ими в

прежних стоянках Фирлея, а ночью двинулись на приступ. Гуляй-городины пришли в

движение; козаки лезли на валы слепо. На стоянки Вишневецкого напирали так

бешено, что неко-

т. ш.

8

18

.

торые региментари опять совещались о бегстве в замок; но Вишневецкий не

согласился на это ни под каким видом. Вдруг полился такой сильный дождь и

сделалась такая буря, что козаки были принуждены отступить. Вода залила шанцы,

лилась ручьями в прикрытые землею рвы, в апроши, и скоро смешала все в одну

страшную лужу. Козаки с трудом увезли свои гарматы и аммуницию, а гуляй-городины

остались посреди пустого пространства, затопленного местами на 5 шагов глубины.

Козаки могли оставить при своих машинах только небольшое прикрытие. Для

Вишневецкого это прикрытие было препятствием ничтожным. Он выбрал 500

жолнеров, послал их с зажигательными снарядами под гуляй-городипн и сам стоял с

обнаженною саблею, а к региментарям послал наказ, „чтобы не думали о бегстве в

городъ". Захваченные врасплох сторожа штурмов были вырезаны, и машины

Хмельницкого запылали, не смотря на продолжавшийся дождь. Конные козаки

„погнали" пеших на оборону штурмов, но все усилия погасить огонь были напрасны.

Целость лагеря в этот опасный день жолнеры приписывали, вопервых,

вмешательству Pana Boga в дела ортодоксальных его поклонников, а вовторыхъ—

мужеству князя Вишневецкого, который делался у них героем легендарным.

Утром стали паны переходить в уменьшенное становище. Хмельницкий тотчас же

занял оставленные окопы, и в наступивший вечер 20 (10) июля сделал к свежим валам

приступ, который продолжался до поздней ночи. Темнота прекратила нападение.

Светом осажденные увидели себя окруженными со всех сторон высоким валом, а

пальба не позволяла им показываться на своем валу. В следующее утро увидели они

другой вал, еще ближе к лагерю. Татары густо стреляли из луков, а козаки засыпали

панский обоз пулями, точно градом. Наконец Хмельницкий окружил панов и третьим

валом, поделал кругом высокие шанцы и стал подкапываться апрошами к самому

редуту своего непобедимого неприятеля. Осажденные защищались киями, каменьем,

пращами и чем ни попало: они щадили порох для того, чтобы пасть не иначе, как с

оружием в руках. Когда же начался огненный бой, хоругви в дыму едва различали

своих, и жолнерам, в жару завзятости, казалось, что пули отскакивают от них чудесным

способом (nic ио bylo wzisc ро boku, ро ibu, а nazad cudownym sposobem odlatywaiy kule

bez szkody naszycb). Из пилявецких трусов вдохновительный Вайдич поделал Козаков-

характериков, которых „не бра-

19

ла пула*. Еслибы в нашу малорусскую семью не вползли из-за спины приятелей

Ляхов ксендзы, теперь бы два талантливые Русича вели наши силы против общего

неприятеля, а не оа,ну против другой, и никто из них не носил бы на своем челе печати

братоубийцы.

В течение десяти дней ежедневно и почти ежечасно происходили козацкие

приступы. Но чем сильнее напирали козаки, тем ближе представлялась панскому

войску выручка. „Козаки потому так бешено рвутся в окопы* (говорил жолнерам

Вишневецкий), „что приближается король. Еще немного твердости,—и мы помстимся

над свирепыми врагами*. Так вызывал он в своих соратниках одно чувство за другим,

точно бойцов, сменяемых для отдыха. И дороже славы, заманчивее богатой добычи,

сладостнее свидания с родными, желаннее всего на свете—представлялось

измученному войску чувство возмездия. Богиня Немезида, дочь Ночи, затмевала здесь

бога Марса, сына блистающего молниями Зевса и светозарной Геры. Она была

божеством справедливости, как понимает справедливость воин. Но истощение

физических и нравственных сил доходило у жолнеров до крайности, зловещей

предшественницы апатии, которая погубила войско великого Жовковского в самом

горестном и самом славном его походе.

Чтобы сколько-нибудь оправиться и сделать новые укрепления, паны постановили