Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

И хотел пояснить мысль — этим людям нужен командир, понимающий такую необычную жизнь и принявший ее на долгие годы. Хотел самокритично заявить, что, например, он, Заварухин, ведь тоже здесь временно. А сам Ступин? Хотел напомнить ему, как часто меняется руководство в таких коллективах. Именно потому, что приходят люди со стороны, и нередко с явно корыстными помыслами.

Но Ступин вдруг заговорил с язвительной усмешкой.

— «Эти люди», «свой командир», — почти передразнил он главного инженера. — А вы что же, отделяете себя от них?

Заварухин вспыхнул, сказал резко:

— Не истолковывайте мои слова по своему усмотрению. Я с уважением отношусь к этим людям, я…

— Так почему же  э т и  люди желают иметь  с в о и х  командиров? — неожиданно весело спросил Ступин и, встав, похлопал Заварухина по плечу: — Эх, Валерий Николаевич, Валерий Николаевич… Я шел к вам посоветоваться, а вы… — Он длинно вздохнул и продолжал доверительно: — Осенью и зимой столько к нам народу нахлынет! Войдите и в мое положение. Ведь у ребят никакого опыта!

«Видимо, и Козлов тоже…» — пронеслось в голове Заварухина.

Он приготовился возражать. А поселок, поднятый из-под снега? А колодцы, вырытые с таким трудом? Да все, все! С самого начала, с самого первого домика. Ведь совсем недавно на этом месте стояла тайга. Так как же — никакого опыта?

Но Ступин быстро спросил, явно желая примирения:

— Вы сейчас в мехколонну, Валерий Николаевич?

— Нет.

— А куда?

— На трассу.

— А вчера вы говорили…

— Да! А сейчас решил — на трассу!

…Он шел по просеке взволнованный, рассерженный, недовольный собой и не сразу понял, что женщина, идущая с трассы в поселок, — Клавдия.

Это была их первая встреча на стройке лицом к лицу, потому что оба они всячески избегали встреч.

— Как вы здесь оказались? — первым пришел в себя Заварухин.

— Хлеб бригаде носила…

Заварухин быстро огляделся. Ему показалось, что из поселка кто-то вышел на просеку.

— Уйдем с вырубки!

Спрыгнул со слани, пересек трассу.

Клавдия, озираясь, побежала за ним.

Они раздвигали руками колючий шиповник, перелезали через сухие пустотелые стволы. Наконец Валерий встал возле уродливой коряги, подул на нее, повел ладонью.

— Здесь можно присесть.

Ноги у Клавдии дрожали, вся она как-то обмякла, опустилась без сил. Валерий неосознанно сел рядом, сразу почувствовав ее тело.

— Нет!..

Клавдия хотела вскочить, он против своей воли удержал ее. Высвободил руку, и сильное плечо оказалось под щекой Клавдии. Заглянул в глаза — синие, глубокие, потемневшие от волнения.

— Ну вот и все, княжна Тараканова…

Клавдия с силой отвела горячие руки и уставилась на зелень пихтача.

Вершины его колыхались.

Вот заросли раздвинулись, и в зеленой раме появилось лицо Лехи-механика.

Оба мгновенно вскочили с коряги, отпрянули друг от друга, глядя на побелевшего парня.

Пихтач сомкнулся, и Клавдия услышала, как ломаются под тяжелыми шагами сухие ветки.

Какое-то время они стояли молча, но вот Клавдия приложила ладони к похолодевшим щекам.

— Господи, как я испугалась! Я уж думала — кто идет, а это Леха.

Опустилась на землю, обняла руками корягу и рассмеялась легко.

И, удивительное дело, не осталось ни страха, ни напряженности. Наоборот, будто встала каменная стена, укрыла ее от всего света. Там, за стеной, идет к трассе Леха. Никому не скажет, не выдаст, и если встретит кого — уведет в сторону, чтобы не увидели, не узнали.

— Валерий! — Протянула обе руки к нему. — Как я истосковалась по тебе! Да не озирайся ты, не бойся, иди ко мне! Это же Леха…

Глава девятнадцатая

Наталья Носова села на нарах, открыла глаза, но тут же зажмурилась от едкого дыма, заполнившего палатку.

— Пожар?

Спрыгнула, метнулась к брезентовой двери, запнулась за что-то и упала на земляной пол.

— Да что ты в самом деле! — услышала сердитый голос Маруси. — Ошалела, что ли?

Наталья хватала у двери ртом чистый воздух, все еще ничего не понимая.

— Горим? — бестолково спрашивала она.

— Горим, — кивнула Маруся, переворачивая на полу лениво тлеющую телогрейку.

Наконец Наталья сообразила, в чем дело.

— Моя, что ли, телогрейка-то? — набросилась на Марусю.

— Отвали, Наташка, моя, — успокоила та и все переворачивала залоснившуюся одежку, чтоб больше было от нее дыму и копоти.

— А я думала — пожар, — проговорила Наталья и вышла из палатки.

Залитая солнцем тайга была полна комариного звона. Тысячи маленьких паразитов толклись у брезентового входа, не решаясь влететь в дымное отверстие. Давно уже приступом берут они крепость, в которой есть чем поживиться — тридцать усталых людей тяжело спят на широких нарах после ночной работы. Эх, пробраться бы туда, устроить кровавый пир!

Да не удается. Перехитрили люди комаров — работают ночью, а спят днем. Как только спят в этом черном аду!

Комары отпрянули на миг, дали Наталье возможность сделать от палатки несколько шагов и враз накинулись на женщину. Лезли за ворот, под платок, пища, пробирались через обшлага кофты, вгрызались в лоб и щеки.

— Да гады же вы гадючие! — ругалась Наталья и хлестала, хлестала вокруг себя березовой веткой, с которой летели истерзанные листья.

— Иди сюда!