Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

— Да нечего мне рассказывать, некогда ни о чем думать. И спи давай!

Она круто повернулась, пораженная мыслью, как все изменилось. Ведь когда-то Наталья покрикивала, выслушав ее секреты. Иной раз ехидничала. И Клавдия тогда без обиды думала: завидует подружка, вот и злится.

А сейчас…

Уж не сама ли завидует подруге! И о чем она, Клавдия, может рассказать Наталье? О тех двух встречах в тайге? О том, как озирался Валерий, забывая обнимать ее?

Клавдия замерла на нарах, потрясенная открытием.

— Ты не сердись, ты расскажи мне… — просила Наталья.

— Нечего мне рассказывать!

Клавдия вдруг увидела Наталью, мечущуюся по тайге в поисках ее Васи. Это Наталья-то? Наталья Носова?!

А она, Клавдия? Вот только в ту мартовскую ночь и побредила она Заварухиным. Так любовь ли то была?

Господи, а как же тогда Айкашет? Нет! Люблю! люблю, люблю! И она пыталась увидеть его здесь, рядом. Вместо Натальи. Уж тут-то можно не таиться, кругом одна тайга.

И все равно прежде всего виделось, как Валерий приподнимает красивую голову с подушки, прислушивается настороженно.

…Клавдию разбудил какой-то шум. Открыла глаза, не понимая, где она. Вспомнила и всмотрелась в сумрак палатки.

Внизу на корточках сидел Вася Ракушкин и сосредоточенно закладывал поленья в остывшую печку.

Наталья спала, похрапывая. Спала крепко, намаявшись за вчерашний день и наволновавшись за ночь. Вася заметил, что Клавдия смотрит на него, и рассмеялся негромко. Наталья мгновенно проснулась. Села на нарах, протерла заспанные глаза и увидела Васю.

— Ты почему здесь?

— А я сюда пришел.

— Пешком?

— Ага… Сейчас тебе тепло будет.

Наталья увидела на парах притихшую Клавдию. Сообразила: трое их в палатке — она, Вася и Кланя. И нечего уж тут строжиться, ворчать на Васю, как делает она при людях.

— Горе ты мое, горе луковое, — Наталья стала неловко спускаться вниз, откровенно счастливо поглядывая и на Клавдию, и на Василия. — И это ты топал столько километров, чтобы печку мне истопить?

И опять светящийся взгляд на Клавдию.

— В бане-то хоть помылся ли?

— Не-ет.

— С машины слез и пошел ко мне?

Наталья хлопнула руками по толстым своим бокам.

— Ты подумай, Клань, столько километров ночью по тайге шел!

И вдруг строго повернулась к Василию.

— А если бы медведь тебя задрал? Ты хоть думаешь, что творишь?

Вася рассмеялся, как ребенок, Наталья быстро, смятенно взглянула на Клавдию. Та, глядя куда-то в сторону, усмехалась.

— Принеси дров! — крикнула Наталья парню, и тот, сразу оробев, вышел из палатки. — А ты не насмешничай!

Клавдия очнулась от окрика и не сразу поняла, на что сердится подруга. Вздохнула.

— Я не над тобой, Наташа. И не над Василием. Над собой я.

Наталья недоверчиво покосилась на бледное после бессонной ночи лицо Клавдии.

Вася принес охапку дров и, забыв недавние огорчения, начал хозяйничать. «Порося» подставила свою краснощекую спину, и Вася пришлепнул к ней, как холодный компресс, днище большого чайника. «Порося» зашипела, довольная.

— Спускайся, Кланя. Позавтракаем да и пойдем потихоньку.

К Наталье вернулось ее умиротворенное состояние. Она выглянула наружу, впустила в палатку свежий утренний воздух.

— Опять теплый денек будет. Хорошо дойдем.

Клавдия нехотя слезла с нар. Так бы и не спускалась, так бы и лежала целый день. Пусть бы Наталья с Васей ушли, с удовольствием одна бы осталась Клавдия. Одна в тайге.

Они поели, напились чаю, когда Вася вдруг сказал:

— Там, в поселке, парнишку убили.

— Чего?!

— Кого?!

— Какого парнишку?

— Чьего парнишку?

Как ни бились Клавдия и Наталья, большего узнать не смогли. Только на вопрос «Кто убил?» Вася ответил более или менее определенно:

— Другой парнишка.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава двадцать девятая

Зима завалила снегами неширокие проулки поселка, спрятала под белой пушистой мякотью груды досок, бревен, кирпича, сровняла колдобины, оставшиеся после многотрудных осенних ползаний тракторов и бульдозеров. Поселок выглядел уютным, чистым. Как стражи, стояли меж домиками несколько могучих кедров, помогая людям разбираться, кто где живет, — улочки в поселке «плутливые», непонятные, все дома, как братья-близнецы.

Заметно раздался таежный «пятачок», перекинулся на ту сторону трассы — там началось строительство будущей станции.

А с другой стороны Кедрового сквозь прореженный лес вечерами светили новые огни — это леспромхозовцы срубили для себя первые дома. Срубили основательно, надолго. Дорвались до лесной прорвы, им тут теперь жить да жить!

Трасса продвинулась на север. В тайгу забросили новый десант. Теперь кроме Ершика появилась Малайка. Название новой точки пошло от небольшой таежной речушки. На этот участок отправили прибывших на стройку демобилизованных солдат. Многие женщины запросились туда сучкорубами. В поселке все удивились, узнав, что и Полина Мездрина перебралась на Малайку — никогда не искала она трудной работы.

Полегче стало жить. Однажды машина Кости Плетнева будто запнулась при въезде в поселок — неожиданно вкусным пахнуло в кабину. Костя высунул голову, принюхался…

— Хлеб!