Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

Наталья шагнула в палатку и крепко задернула брезент. Машина заурчала, заговорили, заскрипели под ней бревна. Наталье показалось, что крикнул Вася…

Клавдия встала с нар, подошла к подруге, и та вдруг уткнулась в ее плечо и расплакалась горько, не сдерживаясь.

…Даже в короткие встречи с Натальей Клавдия замечала в ней перемену. Иногда Наталья приезжала молчаливой, угрюмой, иногда наоборот — непривычно оживленной, разговорчивой, приветливой. Но у Клавдии было столько своих хлопот, что она не задумывалась над этим, ни о чем не расспрашивала. Да и привыкла, что Наталья была поверенной всех ее, Клавдиных, тайн. Ей даже в голову не приходило, что у Носовой тоже имеются тайны и есть потребность поделиться с кем-то.

Сегодня Клавдия приехала на Ершик, чтобы вышептать подруге свои секреты, а получилось наоборот. И было это так непривычно и, чего греха таить, так любопытно, что Клавдия боялась каким-нибудь ненужным вопросом вспугнуть не очень-то откровенную, даже скрытную Наталью. Когда та умолкала, Клавдия прижималась к ней плечом, горячо шептала на ухо:

— Ну, дальше, дальше… говори…

— …а он и привык ко мне. Как собачонка в глаза смотрит. Я пойду в тайгу, а он за мной тянется. Уйду в Кедровый, вернусь обратно на Ершик, а он бегом навстречу… Ну, конечно, теперь уж все обратили внимание. Кое-кто из баб улыбается, кое-кто делает вид, что не замечает.

— А когда он в тайге заблудился? — тихонько подбросила Клавдия.

— Я чуть с ума не сошла!

Наталья села на нарах, закачалась из стороны в сторону.

— Одна по тайге бегала, искала его, каждую сосенку, каждую пташечку упрашивала показать мне дорожку к нему. Бегаю так-то, потом упаду на землю, зарою лицо в мох да и реву во весь голос.

Клавдия осторожно высвободила руку, перевернулась на спину. Тихо и удивленно глядела вверх, в темноту, где чуть-чуть просматривались балки, на которых держалась палатка.

Наталья неожиданно притянула к себе голову подруги, зашептала в самое ухо:

— Кланька… Ты ведь не знаешь ничего. Мы же с ним в Шурде были.

Клавдия молчала, слушала.

— В больницу я его водила, с врачами разговаривала. Опухоль у него в мозгах, Кланя…

«Порося» больше не потрескивала. Клавдии стало холодно. Она сняла с себя горячую руку Натальи, спрыгнула и подбросила дров.

— Операцию ему нужно делать, — сообщила Наталья, когда Клавдия улеглась рядом. — Такие операции помогают.

— Ну и положи его в больницу, — сухо откликнулась Клавдия.

— Что ты!

Наталья снова села на нарах, а Клавдия поняла, что она даже внимания не обратила на тон, каким отвечено на ее признание. Она была переполнена своим, ей нужно было выплеснуть все, что накопилось за эти трудные «ершиковские» месяцы.

— А почему же? — удивилась Клавдия. — Если на пользу…

— В Шурде? — Наталья даже фыркнула насмешливо. — Ни-ко-гда! — сказала тихо и раздельно. — Только в Москве, в самой хорошей больнице. И чтоб сам профессор.

Клавдия молчала.

Носова посидела, задумавшись, и снова заговорила — облегченно, почти весело:

— Ох, знала бы ты, Кланя, как я переживала из-за этого Васиного смеха. Захохочет он так-то, голову откинет — меня ножом по сердцу. Избить его готова была. А сейчас, — Наталья повернулась к подруге, наклонилась, игриво прижала ее широким телом к подушке. — А сейчас он засмеется, и я подумаю: смейся, смейся, вот вырежут тебе в Москве этот твой смех, и будешь ты нормальным человеком. Иной раз мне самой смешно сделается: а вдруг после операции Вася даже улыбаться забудет?

Наталья опять легла и умолкла — вся в думах, вся в надеждах. Прошло много времени, наконец она спросила:

— Ты спишь?

Клавдия не ответила.

Наталья вздохнула и, чтоб не разбудить подругу, осторожно повернула на нарах свое крупное нескладное тело.

А Клавдия лежала и думала. Вот вылечит Наталья Васю-придурка, опомнится он, посмотрит на нее да и не узнает. И начнет заглядываться на молоденьких, хорошеньких. Поманит какая-нибудь пальцем, и собачонкой кинется он к ней от перезрелой некрасивой горемовской вековухи…

Наталья, видимо, почувствовала, что Клавдия не спит. Приподнялась, прислушалась. Клавдии вдруг стало стыдно за свои недобрые мысли.

— Клань!

— Ну что?

— Ты извини меня, — быстро повернулась к ней Наталья. — Ты ведь приехала, чтоб о своем поделиться. Давай теперь ты рассказывай.

Клавдия молчала.

— Ты, наверно, сердишься на меня. В самом деле, как все получилось, — огорченно вздохнула Носова. — Я все о Васе да о Васе… Вот отправила его силком, а у самой сердце ноет. Будто сына родного обидела…

— Ну и не отправляла бы. Кто тебя заставлял?

Не сразу ответила на это Носова. Клавдия уж решила — уснула она.

— Всем ведь не расскажешь, — послышалось наконец. — Мало ли чего люди подумать могут…

Помолчала и снова:

— Не серчай на меня, Кланя. Давай теперь ты рассказывай.

— Да спи ты, не сержусь я на тебя, — отвернула голову Клавдия.

Наталья провела заскорузлым пальцем по ее тугой щеке, ущипнула ласково.

— Уж будто тебе и рассказать нечего. Ты не думай, мне ведь интересно. Да и ехала ты сюда за тем…

— Просто отдохнуть от всего хотела, — резко бросила Клавдия. — Устала с этой столовой. Надоело все.

— Ну, а… как?..