Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

Из новой пекарни с горячей буханкой выскочила Настюра Мартынюк. Отламывала кусочки и, смеясь, совала их в разинутые рты ершиковцев. Сама белая и румяная, как булка, Настюра сияла от радости. Однако в пекарню возвращалась, громко всхлипывая, — смех и слезы у нее всегда были по соседству. Сейчас Настюра плакала о маленьком Кольке Прахове, который всего три недельки не дожил до своего хлебушка…

К зиме открылась в Кедровом и больничка на «шесть персонально-инфарктных мест», как назвал ее Бердадыш. Маленькое ее хозяйство попросили принять на себя кладовщицу Марию Карповну. Ей очень понравилась новая работа. Женщина гордилась, что имеет теперь дело не только с койками да рукомойниками, но и с таким деликатным товаром, как медикаменты.

Дома, возбужденно рассказывая мужу о новых своих делах, она так и сыпала мудреными словечками. Хохряков, желая сделать ей приятное, однажды поинтересовался:

— А это лекарство от чего?

— От слабости, — не задумываясь, ответила Мария Карповна, а назавтра осторожно выведала у фельдшерицы, в каких случаях оно применяется. Оказалось, при ревматизме.

«То же и получается, — решила Мария Карповна. — Когда у человека от ревматизма кости ломит — по всему телу слабость идет».

Врач и фельдшерица Надя улыбались, прислушиваясь, как завхоз «обрабатывает» в коридоре больных, подробно расспрашивая, на что жалуются, какой у них аппетит, какой стул и так далее. Горячее стремление Марии Карповны приобщить себя к медицине было немножко забавно, но безобидно: ведь все назначения делали принявший новую больницу молодой врач или Надя, а Мария Карповна в их присутствии выдавала по списку нужные медикаменты да раза два ездила в Шурду для их пополнения.

Но однажды Надя увидела, как Мария Карповна сунула одной из женщин какой-то пакетик и та ушла, не дождавшись приема к врачу.

— Что вы ей дали?

— Очистительное дала, — легко отклинулась Мария Карповна. — Уже неделю желудком мается.

Надя порозовела от волнения.

— Никогда больше не делайте этого. Слышите — ни-ког-да!

Мария Карповна долго молчала.

— Ладно, поняла. Не буду соваться не в свое дело, — проговорила с обидой, но когда, гремя заледеневшими валенками, в больницу вошел обросший до невозможности Костя Плетнев, спросила по привычке:

— На что жалуешься?

— Опять же на сон, Мария Карповна!

— Плохо спите? — взяла дело в свои руки Надя.

— Наоборот. Хорошо сплю. Вот сейчас в Шурду надо ехать, а у меня и моих дружков фары не светят, — ткнул он пальцем в покрасневшие свои глаза.

Надя смущенно повела плечами.

— Не знаю, чем тут помочь вам…

— Дай, Мария Карповна, опять по той таблеточке, — попросил Костя и протянул замерзшую пятерню, с трудом смастерив из нее нечто вроде чашечки.

Надя быстро выразительно взглянула на женщину. Та густо покраснела.

Надя ждала ответа.

Наконец Мария Карповна подняла виноватые глаза и прямо взглянула на девушку.

— Они по трое суток не отдыхают, — сказала тихо. — По кофеинке я им давала. По ма-ахонькой, — показала на мизинце. — Им это, что слону дробина.

— А нет, Мария Карповна, помогло! — запротестовал Костя. — Мы в тот рейс с полдороги в баранки носами не тыкались.

Надя не смогла удержаться, рассмеялась.

Мария Карповна побежала в свою «аптеку».

У шоферов и правда выдалась трудная зима. Денно и нощно возили они из Шурды кирпич, штукатурку, шифер для строительства станции, волокли вагончики для жилья, которого все еще не хватало. До того заняты были шоферы, что побриться некогда. Махнули на это рукой и коллективно порешили до самого Нового года не тревожить на своих обветренных лицах ни одного волоска. И обросли бородами.

Как-то в шурдинской пельменной за ними долго и внимательно наблюдал постовой. Затем подошел и спросил документы. А у Кости даже прав с собой не оказалось.

— Пройдемте!

— Эх, товарищ начальник, — заискивающе заныл Костя, — мы милицию как таковую, можно сказать, год в глаза не видели, а вы — пройдемте! Нет чтобы присесть к нам, посочувствовать, закусить пельмешками…

— Кто такие будете?

Шоферы рассказали.

— Уж будто у вас там милиции нету? — усомнился постовой.

— Какое! — воскликнул Костя. — Мы, товарищ начальник, вообще живем там без всякой власти.

Милиционер нахмурился, всем своим видом показав, что не одобряет подобных разговорчиков.

— А поселковый Совет? — спросил он.

— Да говорю вам, нету ничего! — с воодушевлением продолжал Костя. — Еще только фундамент под него закладываем. Я вот в ноябрьские праздники женился, а зарегистрироваться до сих пор не могу. Хоть разводись! Так опять же негде.

— Ну а если драка, скажем… Или еще какое нарушение… Как без милиции обходитесь?

— А вот так!

Костя вытащил из кармана манок на рябчика и звонко свистнул. Люди в пельменной рассмеялись. Улыбнулся и постовой.

— Раз мамок имеете, значит, охотой балуетесь, — оживился он.

— Да так, иной раз с машины бабахнешь, — бодро рассказывал Костя.

Постовой проговорил строго:

— С машины запрещено. Браконьерство это самое настоящее.

— У него ружье-то кривое, товарищ начальник, — решил подправить ситуацию один из «бородачей».

— То есть как это… кривое?

— Совсем кривое. Им только из-за угла стрелять.