Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

— Ах ты… Ах ты… щенок, — задохнулся Прахов. — Ты кто такой есть, чтоб указывать мне? Откуда взялся?

— Из Шурды приехал, — спокойно ответил Петр.

— Вот-вот, именно! — кричал механик. — Никакой ты не начальник теперь, ссыльный ты. Пусти!

— Не пущу.

— Пусти, говорю, не то хуже будет!

— Идите домой и выспитесь. А потом поговорим.

— Да я и говорить с тобой не намерен. Кто ты есть?

— Это не имеет значения. Хватит изводить Чураковых и весь поселок держать на взводе.

Петр решительно повернул Прахова за плечи и стал подталкивать его в спину. Тот ругался, заваливался в снег, но Петр поднимал его и снова направлял вдоль тропы. Наконец привел в дом, стащил с него валенки, раздел и уложил на диван. Елена, прикрывшись одеялом, растерянно и горько наблюдала за всем этим.

— Здравствуй, Петя, — тихо проговорила она. — Приехал?

— Здравствуй. Приехал.

А механик все пытался подняться и все спрашивал:

— Да кто ты такой есть? Кто ты такой есть, Петька?

Глава тридцать первая

Петр, вернувшись с курорта, не приступил к обязанностям заместителя, а взял предложенный Ступиным отпуск и целый месяц сидел в «Доме офицеров», готовился к экзаменам. Потом Ступин вызвал его и посоветовал поехать в Шурду — очень нужен сейчас свой человек в Шурде!

Петр поехал. На это у него были причины. Во время отпуска, проведенного в поселке, по разным намекам он понял, что ему прочат в невесты Галину из мехколонны. А Мария Карповна однажды завела конкретный разговор.

— Беда бедой, Петя, — сказала она, имея в виду смерть Кольки, — а жизнь все равно идет.

И стала расхваливать Галину, стращать, что «уведут», что с приездом леспромхозовцев в тайге добавилось хороших женихов. Один вон постоянно подкарауливает у столовой, ждет ее.

Петру нравилась Галина. Девушка хорошая. И командир такой, что шоферы со страху забывают, где тормоза, и жмут на свисток. Она и над Петром не прочь покомандовать. Бывало, зайдет за ней Петр, чтоб вместе пойти на танцы в клуб, а она оглядит его с ног до головы и посылает домой сменить клетчатый галстук на однотонный. Как будто универмаг у него в «Доме офицеров»!

Но это не главное. Тут бы Петр и сам не растерялся — характер у него имеется.

Есть другая причина. Не забывается та девушка с Пролетарской, 16. Ни разу больше не видел ее Петр, а помнит. И все кажется ему: плохо ей, трудно… Такая она маленькая, беззащитная. И помощи ждать не от кого. Повидать бы… Узнать, как она там… Поэтому легко согласился он сидеть экспедитором в Шурде.

При первом удобном случае пошел на знакомую улицу. Ворота заперты накрепко, нигде никакой щелочки, чтоб заглянуть. Посвистел тихонько, и с той стороны набросилась на глухую стену собака, скребла когтями доски, остервенело, хрипло лаяла.

Из соседних ворот вышел старик, засунул под мышку полосатый мешочек и пошагал в сторону базара.

Петр догнал «свидетеля». Тот узнал его не сразу. Пришлось напоминать про бабушку Мотю, про поминки.

— А-а-а, — обрадовался дед Савелий и сообщил доверительно: — Баню та хапуга раскатала, новых бревен привезла, другую строить задумала.

— Вы не знаете, где сейчас Фаинка?

— Кто это?

— Дочь Глазырина… Фая.

— А-а-а?.. Вон кто! А не знаю, давно не видать.

Петр достал из кармана бумажник.

— Я у тебя, дедушка, все семечки подороже куплю, вместе с мешком. А ты разузнай, где Фаинка. Если дома — тихонько вызови ее ко мне.

Дед растерянно мял в руках полосатый мешочек.

— Дык не знаю уж… Собака у них теперь другая, злющая, как ведьма. Я лучше у моего сына разузнаю тебе.

И убежал со своим мешочком. Минут через пять вернулся.

— Нету ее. С лета она от их ушла.

— Куда?

— Скажет разве, — кивнул старик на глазыринский дом. — Она все при себе дёржит, ни с кем не разделит. А сам на промыслах где-то, рыбу ловит.

Петр задумался.

— Скажите, фамилия у Фаи — Глазырина? — спросил почему-то.

— Пошто! — тряхнул бороденкой дед. — Совсем иная какая-то… Она ведь Глазырину неродная дочь.

Петр чертыхнулся, протянул «свидетелю» деньги, хотел взять семечки.

— Дык нет… не надо, — забормотал старик. — Я уж лучше на базаре продам. Какая мне корысть дома сидеть? — И развязал мешочек. — Я тебя так угощаю. Насыпь в карман. Хорошие семечки, каленые!

Еще не раз заходил Петр на ту улицу, бродил вокруг дома, но так ничего и не узнал: из рассказов соседей выходило, что уехала Фаина из города совсем, никто не видел ее.

Не теряя надежды отыскать девушку, встреченную при таких драматических обстоятельствах, Петр усиленно занялся учебой. Именно этим он и объяснил Гурьянову свое пребывание в Шурде.

А на должности Петра в Кедровом сидел Бедрицкий, человек, которого Ступин устроил по настойчивой просьбе своего знакомого из треста. Бедрицкому оставалось полтора года до пенсии, нужна была приличная зарплата. Ни специального образования, ни опыта он не имел, но Ступин решил, что на хозяйственной, административной работе протянет Бедрицкий свой год с лишним. А дружбу с трестовским начальником терять не следует. В благодарность тот знакомый и так уж помог кое в чем стройке.