Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

— Сами знаете о чем. И нечего делать вид, будто хотите оградить Чуракова от меня. Не нуждается он в вашей помощи и ни в какой другой поезд не поедет.

— Минуточку… — еще более нахмурился Ступин.

— Скажите уж прямо, что не знаете, куда сунуть своего «дипломированного» бабника. Вот и подкапываетесь подо всех. Петр Росляков чем вам плох оказался?

— Прошу не давать мне указаний! — Ступин побагровел, вскочил, на мелкие части изорвал листок от календаря, на лице белоснежно проступали корявины. — Я знаю, что делаю!

Подергал воротник, прикрыл глаза, чтоб успокоиться.

— Чураков, к вашему сведению, согласился. Разве ему будет хуже в поезде, который дислоцируется возле Горноуральска?

— А вы спросили, нужен ли нам ваш «дипломированный» вместо Чуракова? — побелел механик.

— И спрашивать не собираюсь! А вас давно мог бы уволить за пьянку, за прогулы, за шантаж!

Присутствовавший при разговоре Хохряков схватил Прахова за плечи, всем телом уперся в его широкую грудь, толкая к двери.

— Александр, уйди, — уговаривал он. — Уйди, Александр.

— Вы сами требовали, чтоб Чураковы уехали! — хрипел Ступин. Кадровик повернулся к начальнику.

— Не то говорите. Нельзя так!

Прахов вышел, хлопнув дверью.

На другой день Василия Чуракова снова вызвали в контору. Ступин рассказал ему о «возмутительной выходке» Прахова, напомнил, что с самого начала не требовал ухода главного механика, а просто предлагал хороший вариант, о котором случайно узнал в тресте. Он и сейчас ни на чем не настаивает, но если откровенно, то его смущает, что Чураков лишь практик, не имеющий специального образования. Стройка разрастается, теперь она будет под неослабным контролем главка. Чуть ли не в марте из Москвы должен приехать один из руководителей — проверка будет серьезная. И если Чураков считает, что он сумеет обеспечить фронт работ и механизмами и своевременным ремонтом… Ну тогда что ж… дай бог.

Скромный, тихий человек, Василий Чураков не знал, что ответить начальнику. Наверно, не покажется ему серьезной такая причина, что трудно расстаться со своим коллективом. Да и не о том разговор. Разговор идет о работе.

А на работе дела неважные. С механизмами трудно, их и сейчас не хватает. За морозы трактора и трелевщики здорово поизносились — их не глушили сутками. Бригад стало много, а пил почти не добавилось. Позарез нужна танкетка, а трест никак ее не выделит. Да что там говорить! Много еще всего надо.

Но если бы это зависело от него! Разве бы он пожалел время или руки?

— Делайте как хотите, — главный механик пошел из кабинета, опустив плечи. Он так измотался за последние месяцы, так извелся и на работе, и с той бедой, что чувства притупились.

— Нет, я только предлагаю, а уж вы решайте, — несколько растерялся Ступин, а когда за Чураковым закрылась дверь, крепко потер ладонями виски и надолго задумался.

Глава тридцать шестая

В марте доехать от Шурды до Кедрового — задача нелегкая. Все, кто обживает тайгу — строители, леспромхозовцы, нефтяники, газовики, — норовят ухватить зиму за хвост, впрок подбросить необходимое. Машины идут одна за другой, Дорога разбита, шоферы не выпускают из рук лебедку: все кого-нибудь тянут или сами вытягиваются из ухабов.

Помогают телеграфные столбы — за них можно уцепиться тросом и вылезать. Несколько километров можно проехать по асбестовой тропе, насыпанной гурьяновскими строителями, но и она кончается.

Подремывая в Костином МАЗе, Петр вспомнил, с каким пристрастием допрашивал его Ступин об асбестовой крошке: откуда взял? Да, это Гурьянов по просьбе Петра выписал ее буровому мастеру, с которым Петр познакомился в колхозной больнице. И нефтяники утрамбовали площадку возле своей вышки. И Звяньгин сделал узенькие дорожки к яслям и детскому саду. Даже неловко, как щедро расплатились они за это. И цыплят привезли, и скважину пробурили.

Петру нравился Звяньгин. Не потому, что вытащил его из болота, — об этом Петр вспоминать не любил, — за многое другое уважал он Звяньгина. Кое-кто говорил о председателе колхоза — «хват», «ухо с глазом», а Ступин назвал «блатмейстером».

Побольше бы таких «блатмейстеров». Не блат у него с разными организациями, а производственная дружба. Кто сейчас снабжает строителей Гурьянова квашеной капустой, картошкой и прочими продуктами? Звяньгин. И ему хорошо, и строителям неплохо. А если и схитрил тогда немного насчет подшефного колхоза — так разве это в нем главное? Он — работник, вот что главное. Принял колхоз развалюху, а сейчас «Светлый путь» — один из передовых: больницу построил Звяньгин, ясли, школу… А фермы у него какие!

Не для личного хозяйства старается человек. О нем он совсем не заботится. Только радиоприемник у него хороший — интересуется Звяньгин последними известиями, хочет знать, что делается в мире, а особенно в его Шурдинском районе: какой колхоз хвалят, какой ругают.