Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

Максим Петрович коротко и точно выразил мысль, над существом которой Заварухин раздумывал уже долгое время. Мысленно он не раз вносил в решения главка и даже в постановления правительства пункты, обязывающие улучшить, облегчить эту неуютную, неоседлую жизнь. Он считал сомнительной романтику — «первая палатка», «первый колодец», «первый ломоть свежего хлеба»… Считал, что людей, поработавших в таких поездах лет десять-пятнадцать, надо обеспечивать благоустроенными городскими квартирами. Чтоб человек сам решал, где ему жить дальше и где работать. Уже отсюда, из тайги, Заварухин написал своему бывшему однокурснику в главк, спросил, не делается ли что-нибудь в этом плане. И получил ответ: «Тебя на лоне дикой природы, кажется, на лирику потянуло?»

— Про товарища Кузеванова я плохого не скажу, — продолжал Максим Петрович, — да ведь теперь когда его дождешься? Таких-то строек, как наша, сколько идет в стране? Сам везде не поспеет, так что всякие наезжают…

Смеясь, напомнил, как прошлой осенью прилетел один из главка. Вышел из вертолета, а кругом грязина. Послал экспедитора в контору за руководством. А там, кроме Бердадыша, не было никого — все на трассе. Бердадыш сложил в папку бумаги разные да и отправил тому представителю, пускай, дескать, списывает.

— И помните, Валерий Николаич? — уже без улыбки покачал головой Максим Петрович. — Стал тот представитель списывать наши цифры и складывать в портфель. Вертолет не отправляли, пока не кончил.

Он задумался, дымя папиросой. Молча курил и главный инженер.

— Петра Рослякова в партию принимать пора, — вдруг сказал старый мастер, и Заварухин кивнул понимающе.

Глава пятьдесят вторая

На столе лежал синий, тисненный золотом диплом, а вокруг сидели Петр, Фаинка и Михаил Козлов. Петр только что угомонился. Минуту назад он как сумасшедший прыгал по комнате, и Байкал с лаем набрасывался на него.

— Тащи сюда ту «свинью»!

Михаил сбегал в общежитие за своим дипломом, и Петр положил его рядом со своим.

— Граждане! — поднялся за столом. — Однажды старший прораб по имени Михаил Козлов надумал п-подложить Ступину хорошую свинью — обучиться грамоту — торжественно начал он. — Мишка ночами «вкалывал», учился, чтобы Ступин не мог к нему п-подкопаться. А тот и в ус не дул! — потеряв торжественный тон, уже орал Петр. — Еще порой и награждал старшего прораба нейлоновыми рубахами по праздникам!

Фаинка счастливо смеялась, хотя уже не раз во всех подробностях слышала историю про «свинью». Байкал, почувствовав, что снова назревает игра, залаял.

— Ну что, неуч? — Петр схватил свой диплом и потряс им перед носом собаки, — У меня хоть с грехом пополам, хоть с помощью близких родственников, да высшее образование. А у тебя?

Байкал прыгнул на него, и началась свалка.

— Дурень, — покачал головой Михаил. — А еще в кандидаты партии п-приняли.

— А что? — освободившись от собаки, сказал Петр и, сев за стол, принялся с аппетитом есть привезенную из Горноуральска ветчину. — У меня рекомендации хорошие. А теперь еще и этот довесочек, — похлопал ладонью по диплому, — кое о чем говорит.

— Хвастун ты после этого, да и только, — заявил Михаил, разливая по рюмкам коньяк. — За этот «довесочек» вон кому спасибо скажи, — кивнул на Фаинку.

— Спасибо! — отбросив вилку, сложил руки на груди Петр.

— В ногах ты у нее валяться должен, — продолжал Михаил.

Петр немедленно сполз с табуретки и положил голову на колени Фаинки.

— Ноги ты ей должен мыть и воду п-пить!

Петр побежал к печи, схватил таз и уже начал лить в него кипяток из чайника, добавляя заварки, но пришла Шура и сказала, что Петра вызывают в контору.

Домой он вернулся поздно. Пришлось ехать на дальний участок для решения спорного вопроса с мостовиками. В последнее время Ступин чаще всего по таким делам направлял Петра.

Фаинка не спала, сидела на полу возле тумбочки, выгребала из нее учебники и конспекты мужа, туго перевязывала шпагатом.

— Уй! — зажмурился Петр. — Давай закинем их куда-нибудь подальше. В болото!

— Ишь ты! — рассмеялась Фаина. — А я? Или хочешь, как Байкала, оставить и меня неучем?

Петр сел перед ней на корточках, закрыл глаза. Фаинка поцеловала его в щеку. Петр не изменил положения. Она поцеловала его в другую. Он сидел, не раскрывая глаз.

— Я люблю тебя! — догадалась Фаинка.

— А я тебя? — открыл глаза Петр.

— И ты меня!

Он поднял ее, посадил на стол и спросил серьезно:

— Фаинка, это правда, что я окончил институт?

Глава пятьдесят третья

Прошел еще год, отзвенел комарами, оттрещал морозами. Вот-вот уже соединятся два конца новой магистрали: один — идущий на север, другой — навстречу ему, с севера. Уже прощупывали свежий путь тепловозы, тащили маленькие поезда с рабочими, едущими на перегоны, с шурдинскими бабками, которые повадились в тайгу по грибы, на болота по клюкву; ближние леспромхозы отправляли на платформах истомившуюся в ожидании древесину. На новых станциях стояли с флажками дежурные, вагонники бдительно простукивали скаты, стрелочники двигали рычагами.