Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

Петр, хохоча, выбрался из этого плена, протер глаза и увидел, как освобожденная ель медленно шевельнула мохнатыми лапами, стала приподнимать их, стряхивая остатки белого одеяния.

— Вот так! — кричал Петр, на одной лыже перебираясь к следующему дереву. — Лично я церемониться с вами не собираюсь!

Потом увидел на вершине огромного кедра двух больших птиц, поднял лыжу, прицелился и крикнул во все горло.

— Пах! Пах!

Птицы разом снялись с места и тяжело полетели. Вслед за ними с других деревьев поднялись в воздух еще несколько.

— Это косачи, Мишка! — орал Петр. — Тебе видно? Чуешь, куда приехали? Пах! Пах! Пах!

Наконец присел на корягу рядом с Михаилом.

— Какой-то французский ученый или писатель сказал: кто не знает нынешней Сибири, тот не может судить о будущем нашей планеты, — выпалил одним духом. — Улавливаешь?

— Ф-французу, конечно, лучше знать, — серьезно ответил Михаил.

— Мне геологи рассказывали, — продолжал Петр, все еще отдуваясь, тут недалеко озеро есть. Так щуки в нем хватаются за алюминиевые ложки, когда рыбаки моют их после ухи.

— Не врио, — сказал Михаил.

Петр осекся на полуслове, поспешно отвернул рукав полушубка. Черт возьми! Шестой час! А ушли в одиннадцать.

— В конце концов, сегодня воскресенье, — хмуро оправдывался Петр, когда они молча медленно возвращались по взлохмаченной неровной лыжне.

— Другой бы спорил, а я нет, — откликнулся Михаил. — Я твой п-подчиненный.

— Да брось ты! — обиделся на друга Петр. — Нашелся Федор второй!

Лыжи то и дело натыкались на сплетения вывороченных корней, застревали в кустарнике. В тайге потемнело. Фонаря не было. Петр чиркнул спичку, она на миг осветила дорогу — и все снова погрузилось в темноту.

Вскоре они совсем сбились с пути. Лишь поздним вечером вышли на выстрелы Ислама Шарипова.

— Ай, Петра, неладна делал! Тайга не знаешь, зачем ходишь? — взволнованно выговаривал Шарипов. — Вся палатка не спал, думал, сапсем пропал два дурня. Кладовщик ревел.

Петр и Михаил еле тащились за ним. Даже есть не стали, сразу завалились спать.

Утром Петра разбудил острый аппетитный запах. В палатке никого не было. На примятой спине «пороси» тесно стояли неровно вспоротые консервные банки. В них азартно булькала мясная тушенка.

Петр всмотрелся в часы на руке и ахнул. С минуту сидел, соображая, как это могло случиться. Все вспомнил и шмякнул кулаком по остывшей Мишкиной подушке:

— Черт, не мог разбудить!

Спрыгнул с нар. В носках прошел по хвое к брезентовой двери, оттянул ее и осторожно выглянул наружу.

Прежде всего увидел: новый щитовой домик, собранный за два последних дня, стоял под крышей. Вчера, когда они отправлялись в тайгу, крыши не было. Высокий человек в черной борчатке и шапке-ушанке уперся ногой в пень. Перед ним на щитах сидели и курили горемовцы. Федор Мартынюк удобно устроился в кабине трактора, даже ногу на ногу положил.

— А видели бы вы, как мы пни корчевали, как крышу на домик затаскивали. Это же смех один, сплошная «Дубинушка»!

Федор говорил не сердито, добродушно, и люди посмеивались, дружелюбно поглядывая на гостя.

Тот слушал, кивал. Вот снял шапку, и Петр с удивлением увидел совершенно седые, почти белые волосы. А лицо было не старым — живым, загорелым. Всей пятерней человек энергично поворошил волосы и надел шапку.

Максим Петрович встал, тронул его за рукав борчатки.

— Нет уж, вы садитесь. А то как-то неудобно получается — мы расселись, покуриваем, а вы стоите перед нами.

Гость опустился на щиты рядом с Михаилом.

Петр не знал, что ему делать. То ли притвориться больным, то ли выйти и как ни в чем не бывало присоединиться к разговаривающим.

— Просим пообедать с нами, — совсем близко услышал он голос Марии Карповны и отскочил в глубь палатки.

Женщина вошла, увидела его.

— Ой, Петя, и напугали же вы меня вчера…

— Кто это? — хмуро указал Петр на двери.

— А начальник треста из Горноуральска. Всю путь от Шурды пешком прошел. Болота проверял. Ночевал в тайге.

— Давно здесь?

— Да уж часа два с нашими беседует. Все осмотрел, все выспросил.

— Почему меня не разбудили?

— А чего тебя будить? Федор Мартынюк с Максимом Петровичем все ему рассказали. Начальник сам не велел тебя будить.

— А он знает, что ли, что я… ну… заместитель?

— А как же! — ответила Мария Карповна. — Сразу спросил, кто тут начальник будет.

Петр взглянул на нее так отчаянно, что Мария Карповна, все поняв, вздохнула и зашептала совсем по-матерински:

— А ты держи себя покрепче, Петя. Тебя назначили, ты и не сомневайся. А то так-то и примять тебя можно.

— А чего мне сомневаться? — начал было Петр, но Мария Карповна сделала рукой жест: мол, ты помолчи, послушай, чего тебе старшие скажут. Выглянула на улицу и заторопилась:

— Когда они наговорятся и придут — ты не тушуйся. Сам с начальником разговоры разговаривай. Ставь свои вопросы необходимые. — Она оглядела палатку. — Так, мол, и так, товарищ начальник, матрацев и подушек мало, простыней с наволочками не хватает. А люди все прибывают. Рукомойников нету, из банок друг дружке поливаем…

Она сдернула одну из простыней и показала Петру:

— За пять дней извозили, а постирать негде.