— Оскар или маленький магнитофон, который ты носишь в своей сумочке?
Стерва зажигает лупетки.
— О! К тому же мсье фараон роется в сумочках! Надо полагать, он начинал свою деятельность в таможне?
Я поглаживаю её щёку тыльной стороной ладони, стараясь сохранять улыбку.
— Не говори таким тоном, Камилла, не то схлопочешь для начала!
— Посмотрела бы я!
— Посмотреть можно, но ты ещё и почувствуешь, как твои ляжки обожжёт до костей.
Она толкает меня обеими руками с такой быстротой и энергией, что я оказываюсь на полу всеми четырьмя копытами кверху.
Я не успеваю воздать ей, как она взрывается:
— Значит, мсье фараон меня насилует, усыпляет, обыскивает, из-за него я опаздываю на корабль, он меня бесчестит в глазах солидного человека, который интересовался мной, и сверх того, он мне ещё собирается устроить порку! Нет, ну без балды! Мы в Республике!
— Нет, милая, этот корабль всего лишь французская территория!
Изящным прыжком, к тому же звериным, я привожу себя в вертикальное положение, моё любимое, когда я на работе.
— Профурсеток, которые соблазняют легавых одного за другим под видом легковерных артисточек и которые прячут «жучки» в конференцзалах, кидают за решётку с помощью поджопников, ты, шалава!
Дверь открывается.
Вы скажете, что в этой книге полно дверей, которые открываются, приоткрываются или скрипят. Я вам скажу, что такая же ерунда во всех приключенческих книгах. У нас, у писателей с детективным уклоном, дверь имеет решающее значение, когда она открывается, приоткрывается или закрывается. Дубовая — это наш строительный материал. Аксессуар намбер уан. Любая интрига начинается с: «Тихо открылась дверь». Надо смириться, не заставлять нас ставить
Так вот, моя открывается, и появляется суровое лицо Росса.
— Я не потревожил ваш флирт? — спрашивает он (галантно, ибо он прекрасно слышал, как я назвал Камиллу шалавой). — Но у меня, увы, ещё одна плохая новость, сэр.
Он снова высвобождает свой выдающийся кадык.
— Весьма сожалею, сэр, но господин ваш кузен без сознания.
Глава 24
Будучи человеком уравновешенным, Росс вызвал судового врача прежде, чем прийти ко мне, и тот уже восседает у изголовья Гектора в ту минуту, когда я появляюсь в каюте последнего.
События развиваются, не правда ли, мои заиньки? В каком направлении?
— Что с ним? Несчастный случай? — бормочу я, открывая (ту самую) дверь.
Доктор представляет собой толстого, ещё молодого или ещё не старого, как вам больше нравится, мужчину, волосы блондо-белые, лицо розовое, щёки гладкие и глаза искренние.
— Самоубийство, — говорит он мне, показывая на два баллона
Я не верю своим ушам и ещё меньше своим глазам.
— Самоубийство?! Вы шутите?
— На работе никогда! — возражает человек врачебного искусства.
Этот кретин воспользовался своими полномочиями корабельного детектива и дал указание принести два баллона
— К счастью, — продолжает врач, — как вам известно,
Да услышь его Бог! На Гекторе нет свежести только что сорванного салата! Он бледен как воск, если не сказать хуже. Он дышит как крестьянин в вельветовой куртке в фойе оперного театра, а глаза наполовину закрыты (или наполовину открыты в зависимости от того, оптимист вы или пессимист).
— Гектор, — шепчу я, наклоняясь к одру его страданий, — это Антуан, ты меня слышишь, старый хрен?
Он чем-то булькает.
— Дайте ему прийти в себя, чёрт возьми! — возмущается доктор. — Я жду ассистента, чтобы сделать ему инъекцию
Как только он произнёс эти слова, появляется ассистент. Молодой красивый юноша в тёмных очках. Очень темноволосый, очень элегантный, но его походка оставляет желать от него лучшего для тех, кто тащится от голубков-перевёртышей. Вы скажете, что этот корабль просто набит ими, я готов поставить двуглавого