Отравленное яблоко (СИ)

Лайт обернулся через плечо и заметил, что тот достал пакет молока и пластиковую коробку с еще одной порцией чизкейка, а затем молча вышел из кухни. Черт с ним, с чизкейком, но молоко нужно было Лайту для приготовления утреннего кофе, а пачка в холодильнике была только одна.

Лайт терпеть не мог черный кофе без сахара и молока. Элу, вероятно, тоже, если вспомнить, что он закидывал туда десяток рафинированных кубиков.

Лайт яростно затряс головой, чтобы выбросить эту картину из памяти.

Это был старый Эл.

Эл, которого он убил.

Эл, которого он…

…любил.

Лайт презирал себя за эту жалкую сентиментальность и эгоистичную жалость к своим чувствам. Да, ему было чертовски жаль, что все так получилось. Безусловно, он сам во всем виноват. Он убил Эла, хотя любил. После такого предательства было логично то, что он не вернется нормальным… Хотя, если говорить о логике, то он вообще не должен был возвращаться.

Лайт понимал его гнев, ненависть, разочарование и боль. Да, Лайт заслуживал такого отношения. Он не мог предъявить Элу претензии о том, что тот ведет себя неприемлемо после того, что сам сделал.

Тетрадь Смерти и Кира… Смерть, чтобы остановить другую смерть. Эта система работала и приносила результаты, внушая в преступников страх и трепет.

Он знал, что Эл никогда не поймет его. Да и Элу сейчас вообще нет до всего этого никакого дела. Словно у него был негласный девиз:

«Если я не смог остановить тебя, то уже никто не сможет».

Решив лишний раз не провоцировать непредсказуемого детектива, Лайт остался сидеть за столом, благоразумно наплевав на молоко и утренний кофе.

***

Было почти полвторого ночи, когда Лайт закончил свою курсовую.

На несколько часов ему удалось сбежать от гнетущих мыслей и сейчас ему предстояло снова возвращаться обратно в реальность.

Отпив холодный кофе, который успел остыть, Лайт закрыл ноутбук и поднялся на ноги. Прошло около двух часов с тех пор, как Эл куда-то исчез с пачкой молока. Потянувшись и устало зевнув, Лайт решил, что пришло время столкнуться с неизбежным — отправиться в свою спальню, а по пути, возможно, встретить Эла. Куда он делся? Стоит в коридоре? Или снова оккупировал его ванную?

Эл был похож на домашнее животное, дикое, неприрученное. Это то же самое, что взять домой маленькую пантеру. Сначала он еще детеныш, милый и ласковый, а затем вырастает в настоящее чудовище, готовое разорвать всех, даже своего владельца. Эл вырос.

Лайт был готов поспорить, что теперь Элу точно не требовался сон, и теперь он будет слоняться по его квартире даже ночью. Если раньше он хоть иногда, но спал, то теперь он будет капать на нервы двадцать четыре часа в сутки.

Выйдя из кухни в темный коридор, Лайт, немного привыкнув к темноте, заметил что-то белеющее на ковре. Прищурившись, он понял, что это маленький кусок чизкейка. Если Эл его не уронил, значит специально размазал по полу. Рядом, всего в паре дюймов, лежал осколок разбитого зеркала.

«Какого черта?..»

Лайт подошел ближе и наклонился было, чтобы поднять его, когда заметил еще один кусочек пирога. Нахмурившись, Лайт поднял голову и в ужасе заметил целую вереницу из таких маленьких кусочков и осколков, ведущих…

…к двери его спальни.

Дорожка из крошек…

Лайт помедлил. Он боялся двинуться с места, зная, что Эл ждет его там, за дверью.

Чего он хочет?

Поколебавшись, Лайт подумал, что может поспать и на диване, но с другой стороны он не может так трусливо отступить. Нужно пойти и прямо спросить, что нужно этому ублюдку и к чему все это.

Почему Лайт должен его бояться? Он мертв. Его слово ничего не значит.

Вину Киры уже не доказать.

Эл мертв, а слова мертвеца ничего не значат.

Подняв один из осколков, Лайт решительно направился к своей комнате, смело поворачивая ручку двери.

В комнате стоял полумрак. Эл лежал, растянувшись на кровати, положив ноги на подушку и запрокинув голову назад.

Слова негодования застряли в горле Лайта и он продолжал молча смотреть на детектива.

На груди детектива сидел трехцветный котенок, принадлежавший мужчине снизу. Рьюга. Котенок слизывал с шеи Эла капли молока, которые стекали в ключицы. Шершавый розовый язык с жадностью лакал молоко, а Эл, закрыв глаза, просто лежал, почти не шевелясь.

Лайт заметил в его руке пачку молока.

Лайт почувствовал отвращение, глядя на то, как котенок, подобравшись поближе, лизнул губы детектива.

— Эл! — наконец, вмешался Лайт, снова обретя дар речи. — Прекрати! Это отвратительно!

Эл приподнялся на локтях и взглянул на Лайта. Молоко потекло вниз, под футболку, но тот только беспечно и лениво улыбнулся:

— Наверное, это не очень гигиенично, — спокойно согласился он, мрачно ухмыльнувшись и назло облизнув губы кончиком языка. — Я должен быть более осторожным. Так ведь можно и заболеть. А то и умереть…

Лайт судорожно вздохнул:

— Хочешь сказать, — тихо начал парень, начиная закипать, — что устроил все это, чтобы… в который раз напомнить о том, что я убил тебя?

Эл склонил голову, и Лайт, стиснув кулаки, заметил, как белая капля потекла по шее вниз.

— Не думаю, что этот факт нуждается в напоминании, — отметил детектив.