Отравленные клятвы (ЛП)

— Зачем? Чтобы узнать, подходим ли мы друг другу? — Мой тон настолько насмешливый, насколько я хочу, чтобы это было. — Ты не подумал выяснить это до того, как мы подписали гребаный контракт на крови?

Я сожалею о том, что выругалась, как только слова слетели с моих губ. Такой тон заслужил бы мне пощечину от моего отца или, по крайней мере, несколько дней взаперти в моей комнате. Но, с другой стороны, мне почти хочется надавить на него. Я хочу выяснить, насколько жестоким будет мой новый муж. По крайней мере, тогда я смогу подготовиться к тому, что грядет.

Николай не дрогнул.

— Я понимаю, что это трудно для тебя, — говорит он наконец. — Но могло быть и хуже. Мой отец всерьез подумывал взять тебя себе.

Я смотрю на него, понимая, что он говорит серьезно. Он думает, что так будет лучше.

— Я бы предпочла, тебе твоего отца, — говорю я наконец, мой тон резок. — Он бы трахнул меня, и я бы ему быстро надоела. Тогда я могла бы уйти и жить своей собственной жизнью. Это тюремная жизнь, Николай. Это не гребаное одолжение.

Рот Николая подергивается. Его пальцы барабанят по столу, и я задаюсь вопросом, не выходит ли он из себя. Если так, то я понимаю, что его терпение подходит к концу. Если я хочу выжить, было бы разумно узнать Николая.

— Мой отец, скорее всего, убил бы тебя, — говорит он наконец. — Ты была бы не первой. И твой отец совершенно ясно дал понять, что он может делать с тобой все, что ему заблагорассудится. Все зависело бы от его настроения. А с твоим острым язычком он мог бы вырвать его у тебя изо рта, прежде чем покончить с тобой.

То, как он это говорит, так бесстрастно, как будто говорит о погоде, вызывает у меня тошноту. Я не могу откусить еще кусочек салата, поэтому вместо этого тянусь за вином.

— Просто отпусти меня. — Слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить. Я не хочу умолять его, но я также не знаю, как я смогу здесь оставаться. Этот мир не для меня. Эта семья… это все, что я презираю. — Я не могу выйти за тебя замуж. Пожалуйста, просто отпусти меня.

Николай долго смотрит на меня.

— Нет, — наконец говорит он, и мне кажется, что мне плеснули холодной водой в лицо. Кажется, я действительно вздрагиваю.

— Ты была отдана мне, — говорит он через мгновение. — Я планирую обладать тобой во всех отношениях.

Опять же, он говорит это так спокойно. Как будто это было обычным делом заявлять за салатами и вином. Нормальные слова, которые можно сказать, когда приходит сотрудник, чтобы убрать наши тарелки и заменить их супом.

Я чувствую, что попала в какое-то альтернативное измерение.

— Ты будешь моей женой, Лиллиана, — говорит он мне. — Но я не буду жесток к тебе. Я могу быть жестоким человеком, это правда, но не к своей невесте. О тебе будут заботиться. Ты будешь пользоваться привилегиями, которыми должна пользоваться жена наследника Василева. У тебя будет все, что ты хочешь.

— Я хочу свою свободу.

— Никто не держит тебя в плену.

— Могу ли я отказать тебе? — Бросаю вызов я. — Могу ли я отказаться от этого брака, сказать, что он был заключен под принуждением? Ты дашь мне денег на билет на самолет, куда я захочу отправиться? Позволишь мне начать новую жизнь и не будешь преследовать меня?

Он молчит, и я качаю головой, сдерживая бесполезные слезы.

— Тогда я пленница, — говорю я ему категорично. — Золотая клетка, это все еще клетка.

— Я не причиню тебе вреда. — Он говорит это так, как будто это имеет значение. Как будто от того, что он считает себя добрым тюремщиком, становится лучше.

— Ты делаешь мне больно, удерживая меня здесь. Прикасаясь ко мне, когда я этого не хочу, заставляя меня выйти за тебя замуж.

— А ты не хочешь? Я имею в виду, чтобы я… — Его голос понижается, словно дым обволакивает меня, соблазнительно ложась на мою кожу. Напоминая мне о том, как он прикасался ко мне в кабинете своего отца. Как он коснулся пальцем моего клитора, и я мгновенно стала влажной для него.

Я ненавижу, что он напоминает мне об этом. Я ненавижу его за это.

— Пошел ты… — Я смотрю на свой суп, аппетит пропал.

— Так и будет. — Его голос сохраняет тот же шелковый тон. — Но не раньше, чем мы поженимся.

— Почему? — Я поднимаю на него глаза. — Почему бы не сделать это прямо сейчас? Почему бы просто не наклонить меня и не трахнуть, пока твои слуги приносят основное блюдо? — Ты даже можешь съесть десерт, пока делаешь это, если сможешь продержаться так чертовски долго.

Николай вздыхает, как будто я веду себя как капризный ребенок.

— Нет необходимости усложнять это, Лиллиана.

— Пошел ты, — повторяю я и осушаю свой бокал вина.

Он замолкает, и это затягивается на несколько долгих минут, прерываемых только звоном ложки о фарфор и звуком вновь наполняемых бокалов.

— Ты училась в колледже? — Наконец спрашивает он, как будто ничего из предыдущего разговора не произошло. Как будто мы на самом деле на гребаном свидании.