Отравленные слова

Проходят секунды, минуты, часы. Время уходит безвозвратно, пока она сидит, немая и неподвижная, рассматривая отражение этой чужой женщины, глядя в ее пустые глаза, которые смотрят – и не видят. Нурия не узнает ее. Не знает, кто это такая. Вдруг взгляд ее затуманивается, и она различает в зеркале глаза Барбары, ее нос и рот.

– Барбара! – в исступлении кричит она и бьет кулаком по зеркалу с такой силой, что стекло разбивается. Осколки рассыпаются по раковине, по плитке пола, лицо в зеркале дробится на части и исчезает. – Барбара! Не уходи! Вернись! – кричит Нурия вне себя.

– Мама! Мама! Что такое?

Нурия застывает, будто парализованная.

– Мам, ты поранилась?

Она узнает их, узнает эти голоса. Это близнецы прибежали, испугались звона стекла и ее криков. Нурия застывает, тело ее напрягается, как у хищника, который готовится к прыжку. Она не отвечает, дышит тяжело.

– Мама! Мама!

Нурия слышит голоса и понимает, что ее зовут из мира людей. Их голоса будто вытаскивают ее на поверхность.

– Мам! Вызвать врача?

Нурия с трудом поднимается на ноги, голова идет кругом, и обнаруживает, что разбила зеркало в туалете, что чуть было не совершила чудовищный поступок и что дети ее в ужасе.

– Ничего страшного! Зеркало разбилось, но со мной все нормально, – отвечает она голосом, который удивляет ее саму. Этот голос принадлежит ей, но звучит непривычно. Нурия слышит его и замирает от восхищения. Она хозяйка своему голосу, она говорит то, что хочет сказать. Она знает: близнецов надо беречь, им нельзя видеть ее в таком состоянии, они не выдержат. Постепенно Нурия осознает: она существует, она жива.

– Я уже выхожу, не волнуйтесь, – добавляет она. «И Барбара тоже жива, как и близнецы. Она жива», – повторяет Нурия, не в силах поверить. Жива! Барбара жива, и ей нужна живая мать.

Нурия Солис опустилась на самое дно и теперь хочет выйти из темноты. Она могла бы остаться в глубине, свернуться в клубок и не двигаться, но вместо этого заставляет себя шевелить пальцами, руками, ногами, поднимать веки. Она сама не знает как, но она снова нащупала в себе силу, которая в юности гнала ее покорять горные вершины. Силу, которой завидовала Элисабет. Силу, в которую когда-то влюбился Пепе и которую сама Нурия давно считала утраченной. «Сейчас я встану, – с нажимом говорит она самой себе, – умоюсь, успокою близнецов, оденусь и поеду искать Барбару». Ее воля к жизни заржавела, она заводится постепенно, как старый механизм после долгого простоя. Нурия потихоньку встает, умывается ледяной водой, аккуратно вытирает капли, стекающие с шеи. Делает один вдох, другой, потом берет диазепан, транксимезин, валиум, антидепрессанты и всю ту дрянь, которую пила последние четыре года, и методично вытряхивает содержимое каждой упаковки в унитаз. Разноцветные таблетки плавают на поверхности, сбиваются в стайки. Нурия нажимает на кнопку, поток уносит их по трубам, и ей кажется, что она нажала на какую-то кнопку в своей жизни и начала освобождаться от него, от Пепе. Не забывай принимать таблетки, это для твоего блага. Он хотел, чтобы она всегда была такой: покорной, безвольной и бессмысленной. Он подрезал ей крылья, уничтожил ее самооценку, грыз ее, пока не убил ее душу. У нее больше нет души, осталась одна оболочка, а внутри ничего, она стала призраком. Силы покидают Нурию, ей страшно повернуть ручку, страшно встретиться взглядом с собственными детьми. «Давай же, – говорит она себе. – Теперь ты должна сама думать, принимать решения, действовать».

Нурия Солис вновь нашла себя, но она больна, надломлена: слишком долго он глумился над ней. «Нет, – говорит она, – я не знаю, я не смогу, я уже не помню, как это – чего-то хотеть, о чем-то мечтать, к чему-то стремиться». Она в отчаянии пытается нащупать внутри мотор, чтобы работал без перебоев. Она хочет избавиться от него, от его жестокости и манипуляций, от собственной беспомощности. Ей отчаянно необходимо как-то воскресить веру в себя. У нее мало времени, ей нужно будет воспрянуть от затянувшегося кошмара, вновь начать жить, подойти к нему и без страха ему противостоять. И Нурия находит причину жить и хватается за нее, как утопающий хватается за соломинку.

«Барбара жива», – говорит она себе. Ее девочка жива, и ей нужна мать.

21. Барбара Молина

Говорят, Мария Антуанетта, королева Франции, когда пришли enfants de la Patrie[36], поседела целиком за одну ночь. А еще говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, как в ускоренной съемке. Уж не знаю, что у меня с волосами, зеркала тут нет, но вполне возможно, что я седая уже давно. А трейлер своей жизни, из которого сама же вырезала куски, я смотрю постоянно, помимо своей воли. Наверное, смерть моя приближается.