Отравленный исток

— Ружена, чтоль? Да она больше безобидная. Так, пугнёт, бывает, тех, кто слишком близко из любопытства к её дому подберётся. А чаще помогает нам. И к бабам повитухой приходит, коль дела совсем плохи. И лекарствует помаленьку.

— А в Новруче о ней другое говорят. Что и погубить может…

— Так то в Новруче, — мужик снова согнал настырную кошку. — Что они там о нас знают? Всё небылицы одни. Чудная она баба. С придурью. Но зла нам никогда не делала.

Кирилл пожал плечами. Может, своим Ружена и не вредила, это верно. Зачем портить отношения с ближними соседями? Но двусмысленных слухов о ней было слишком много, чтобы от них отмахнуться.

Засиживаться в харчевне он не стал, здесь скоро стало слишком людно. Но из-за последних ночей, на протяжение которых ему неизменно виделись сны один сквернее другого, укладываться спать и вовсе не хотелось. Да только деваться некуда.

Наутро Кирилл вскочил спозаранку, когда только начинали разжигать печь и греметь плошками стряпухи в поварне. Дурнотное ощущение, будто кто-то выедал ему нутро, заставило поспешно броситься к умывальнику. Остатки вечери жгучей волной ринулись наружу; Кирилл закашлялся, чем разбудил спящего на лавке в дальнем углу Лешко.

— Что случилось, княже? — заполошно выпалил тот, вскакивая, будто и не спал вовсе.

— Ничего страшного, — просипел он, утирая выступившие слёзы. — Здешним стряпухам только розгами всыпать не мешало бы.

Хотя вряд ли те приготовили что-то не то. Остальным ведь ничего не сделалось. Вон, стоит Лешко, румяный, что пирог, заботливой хозяйкой испечённый. А ели вчера одно и то же.

Показалось, все до капли силы вмиг покинули Кирилла. Едва переставляя ноги, он доплёлся до постели и решил полежать ещё немного, пока не спадет охвативший тело озноб. Но внезапная немощь отступать не торопилась, и пришлось отправляться в путь, стараясь не показывать гридням, что от лихорадки он того и гляди выпадет из седла. Но те оказались не совсем слепыми и бестолковыми. Их вопросительные взгляды почти ощутимо впились в спину, стоило только выехать со двора.

Светлые Холмы проводили путников тихим рокотом только проснувшейся жизни. Ещё редко попадались на улице деревенские, вялые и полусонные. Ещё вовсю голосили петухи во дворах, призывая рассвет. И только осталась позади последняя ветхая изба, как окрестности пустынной по раннему часу дороги окутало тишиной, словно влажным шерстяным одеялом.

И Кирилл плыл в ней, чувствуя себя жуком, нечаянно попавшим в кувшин со сметаной. Сколько ни шевели лапками — уже не выберешься. Он почти не помнил короткого привала, не понимал, что ест, и костёр не согревал его ничуть, словно был нарисованным. Голоса гридней и Лешко звучали в стороне неразборчивым гулом, будто каждому из них заткнули рот войлоком и заставили так говорить. Кажется, они спрашивали, как Кирилл себя чувствует, а может, и нет. Он ничего теперь не мог сказать наверняка. Единственное, что оставалось чётким — нарастающая боль в виске, и пустота в груди, словно растекалось там чернильное пятно.

Слегка отдохнув, двинулись дальше. Шаг Расенда вдруг стал слишком тряским и раздражающе отдавался во всем теле. Тянулась безликая равнина по обе стороны с редкими островками рощ, и чудилось, что не будет ей ни конца и ни края. Но ещё до полудня вдруг показалась впереди тёмная полоса леса, она приближалась и ширилась. А ещё через версту распалась на сотни могучих дубовых стволов. И Кирилл мог поклясться, что никогда в жизни не видел ничего более уродливого. Словно искалеченные неведомой хворью, деревья изгибались волнами и петлями, бугрились их стволы наростами, а кривые ветви переплетались между собой так плотно, что между ними, верно, не смогла бы пролететь ни одна, даже самая маленькая пичуга. Да и не было здесь никого, только вороньё хрипло каркало вдалеке, не решаясь приблизиться к мрачной дубраве. Лишь только въехали под полог рощи, как померк и без того скудный дневной свет, грязной кашей расползалась под копытами лошадей земля. Чахлый ветер на последнем вздохе донес с юга запах влажной гнили. Не болота, что полнится жизнью своих обитателей, а мёртвой стоялой воды, в которой не растёт ничего, только гибнет.

Кирилл озирался кругом и не понимал, как люди могли доверять той, кто жил в этой роще. Воля здешней хозяйки будто ощупывала, сминала в ком кишки. И сразу верилось, что она могла бы уничтожить любого, кто не придётся ей по нраву. В каждой пожелтевшей травинке ощущалось зло, что несла в сердце Ружена — не зря отец её невзлюбил. Однако гридни ехали позади невозмутимо и переговаривались всё так же, словно ничего их не настораживало.

— Повернём назад, — проговорил Кирилл, натягивая поводья Расенда.

Лешко, что ехал рядом, недоуменно приоткрыл рот и возразил, поглядывая на остальных:

— Как же так, княже? Столько ехали. Осталось всего ничего — и вдруг назад?

— Зря приехали. В этом проклятом месте я не найду ответов.