Имеется классическое решение этой проблемы, основанное на «аргументации от аналогии», и выглядит оно так. Если я проанализирую мое сознание и его состояния в соотношении с моим телом и его функциями, я увижу, что между сознанием и телом есть некоторые связи. Если я нервничаю, я могу вспотеть, хотя вокруг не жарко. Если мне больно, я могу вскрикнуть. Пока все правильно, и теперь, вооружившись этим пониманием, я могу посмотреть на другого человека и поискать аналогию между его телом и моим телом. И если она существует, то может найтись и аналогия между телом другого человека и его сознанием. Поэтому если я, например, вижу как другой человек потеет, хотя вокруг не жарко, я могу заключить, что он нервничает. Если он вскрикнул, я могу понять, что ему больно. По аналогии я прихожу к выводу, что по его поведению можно каким-то образом судить о его эмоциях и о том, что у него на душе.
Хотя такие аналогии не позволяют мне быть совершенно убежденным, что я правильно понимаю чужие внутренние состояния, и не позволяют мне разделять чужие переживания и ощущения, они, безусловно, дают мне возможность с разумной долей уверенности делать заключения о сознании других людей, считая его подобным моему.
Убедительная модель? Для кого как. Ряд мыслителей подвергли этот взгляд резкой критике на том основании, что построение таких логических конструкций по поводу внутренних состояний других людей выглядит как весьма сложный процесс, в то время как мы, судя по всему, воспринимаем их постоянно, быстро, естественным путем и без особых усилий. О подобной трактовке понимания чужих внутренних состояний, ставящей во главу угла умозаключения (о «теории теорий»), я уже говорил во главе 2.
Есть и другой критический довод против «аргументации от аналогии» (он приводится менее часто, но я нахожу его весьма убедительным). Он указывает на переоценку в этой модели нашего знания самих себя. Как мы видели в главе 9, мы имеем отнюдь не такое хорошее представление о наших собственных умственных процессах, как нам бы хотелось думать. Вспомним о явлении трансляционной диссоциации, о котором говорилось в главе 9, или об эксперименте, демонстрирующем слепоту выбора, когда испытуемые в буквальном смысле выдумывали аргументы, почему они выбрали определенную женскую фотографию, тогда как на самом деле они выбрали другой снимок! Разве мы можем распространить свой опыт понимания себя на других, если мы знаем себя так плохо? По логике вещей, не можем - и тем не менее множество раз за день успешно предсказываем и объясняем чужое поведение. Судя по всему, позволяет нам это делать некий иной процесс, нежели построение умозаключений, основанных на абстрактной аналогии между собой и другими.
Последний критический аргумент против «аргументации от аналогии», также приводимый не очень часто, но, безусловно, убедительный в свете того, что мы знаем о зеркальных нейронах, - это указание на недооценку нашей способности проникать в чужое сознание. Как мы видели, наш мозг без всякого волшебства способен получать доступ к внутреннему миру других людей благодаря нейронным механизмам зеркального копирования и «симуляции».
Термин «симуляция» я употреблял неоднократно, говоря о том, что происходит в мозгу наблюдателя чужих действий, и он широко используется в нашей области науки, однако я этим словом не вполне доволен. В моем понимании «симуляция» предполагает некоторую степень сознательного усилия, в то время как львиная доля зеркально-нейронной активности, судя по всему, связана с основанным на опыте, дорефлексивным и автоматическим проникновением в чужие внутренние состояния. Отец феноменологии Эдмунд Гуссерль назвал это явление (не упоминая, конечно, о зеркальных нейронах) «спариванием». Этот термин мне нравится, хотя, возможно, в данном случае слово слишком уж сильное, поскольку предполагает, что две личности становятся одним целым. Вспомним обсуждение в главе 5 данных нейровизуализации, показывающих, как наше «чувство агента», ощущение принадлежности нам наших собственных действий поддерживается - «вопреки» зеркально-нейронным функциям - посредством усиления сигналов обратной связи, которые мы получаем от наших тел. Вспомним также особый класс зеркальных нейронов - зеркальные супернейроны, - обнаруженные, как было рассказано в главе 7, в ходе обследований неврологических пациентов на клеточном уровне: эти клетки увеличивают интенсивность разрядки при собственных действиях человека и уменьшают при наблюдении за чужими действиями. Эти два нейронных механизма позволяют нам создавать внутренние образы себя и остальных, в определенной степени независимые друг от друга, хоть и связанные явлением зеркальности.
Анатолий Болеславович Ситель , Анатолий Ситель , Игорь Анатольевич Борщенко , Мирзакарим Санакулович Норбеков , Павел Валериевич Евдокименко , Павел Валерьевич Евдокименко , Петр Александрович Попов
Здоровье / Медицина / Здоровье и красота / Дом и досуг / Образование и наука