Отражение тайны

Вторая была банальной еще больше, практически до неимоверности. Транспортировке, как и предупреждал профессор, подвергались только живые организмы. То есть никакой одежды. Никаких портфелей-кошельков-ключей. Только человек, в чем мать родила.

Именно эта, вторая причина, и тормозила повсеместное использование телепортов. Даже если смириться с тем, что важные бумаги и документы нужно было оставлять дома или передавать иным путем, всё равно никто не хотел оказываться голым. Этот извечный страх человека, который преследует многих даже во снах, – я стою голый посреди людной улицы, – сейчас цвел буйным цветом.

Конечно, наиболее отчаянные путешественники наплевали на все и просто предупреждали, чтобы их на той стороне портала ждали хотя бы с пледом, но для использования телепортов в быту нужно было что-то придумать.

Поэтому еще месяц ушел на изобретение «живой одежды», по сути дела, состоящей из микроорганизмов, насыщенных ровно теми же нанороботами. Тут же началась истерика в сфере индустрии моды, смерть нескольких модных домов, наотрез отказавшихся «участвовать в этом фарсе, верните нам шелк и хлопок», и появление на их развалинах новых ярких и наглых модельеров.

Через год все утряслось.

И телепорты прочно вошли в жизнь человека.

Акции меди подскочили на бирже, медные рудники кочевали от одного хозяина к другому. Началась паника в химической промышленности: искусственная медь почему-то не обладала нужными свойствами.

На Бродвее появился новый хит: «Медь – лучший друг девушек». Дом Картье начал обрамлять драгоценности в медь, нувориши стали заказывать медную сантехнику, а из Лувра украли коллекцию скифских медных тазов.

Мир постепенно переходил на другую ценность.

А потом открылась еще одна особенность этих аппаратов. Обнаружилось это случайно. Очень случайно. Еще повезло, что эта случайность не оказалась трагической.

Однажды на линии Нью-Йорк – Пекин заклинило пекинский выход. Об этом не сообщили немедленно. То ли техники испугались, то ли не заметили сразу. Хотя не заметить того, что цепочка выходящих людей внезапно прервалась, было довольно сложно. Но, так или иначе, об этом не сообщили сразу. А когда известие пришло на нью-йоркский вход, было уже поздно. Около сотни человек уже болтались в распыленном состоянии где-то между везде и нигде.

Поломку устранили достаточно быстро. Причина оказалась в простом перегреве контактов и аннулировании значения датчиков, а также еще в чем-то, что называли таинственно «разрыв контура». Но еще долго-долго растерянные техники со срочно вызванными аварийной командой, командой парамедиков и – на всякий случай – пожарными и полицией боялись включить аппарат и увидеть там то, чего не стоило видеть.

Однако из портала в том же самом ритме, что и час назад, с такой же спешкой и суетой, с таким же недовольством будним днем и предстоящими рабочими делами, посыпались люди – шутя, переговариваясь, доканчивая начатую за шаг до этого фразу. Они совершенно не подозревали, что провели целый час где-то там, между везде и нигде.

На работу в этот день никто из них, конечно, не попал, как и еще несколько дней после. Опутанные проводами, облепленные датчиками, они, – все, кого удалось перехватить парамедикам и так удачно вызванной полиции, – неделю провели под строжайшим и неусыпным надзором врачей, ученых, физиков, химиков. И одного журналиста.

Да.

Йенсена.

Через неделю были готовы итоги анализов, томограмм и расспросов.

Ничего не изменилось.

Ни на йоту, ни на ДНК, ни на молекулу, ни на атом.

Только лишь…

Лишь только…

Один маленький момент.

Один момент.

Точнее, час.

Час, который выпал из их жизни.

Час, который они не заметили.

Час, через который они переступили, шагнув в тот портал.

Вот так все и произошло.

Так и поняли, что порталы могут быть еще и дверью в будущее.

Пусть даже это и дверь в один конец.

«И мир изменился безвозвратно» © Олаф Йенсен «Шаг во время», «Плейбой».

* * *

– Зачем вам это? – спросил менеджер, делая какие-то, видимо, обязательные, пометки в бумагах.

– Не знаю… – пожал плечами Йенсен. Он покривил душой лишь чуть. Он и вправду не знал, зачем ему это.

– Но вы же все-таки зачем-то это делаете? Вам интересно? Нечего терять? Зачем?

– Я просто хочу, – упрямо ответил Йенсен.

– Ваши родители? Семья?

– Не надо, – поморщился журналист. – Я просто этого хочу.

– Но вы знаете, что возврата нет?

– Конечно, знаю.

– Но я все-таки не могу понять, – развел руками менеджер.

Йенсен рассеянно скользнул взглядом по его лицу.

– Сколько человек уже захотели так… прыгнуть?

– Я не могу точно сказать обо всех филиалах, – замялся менеджер, – …но…

– Примерно.

– Только в нашем офисе уже зарегистрировано около тридцати тысяч «распыленок»… простите, путешественников во времени.

– «Распыленки»? Вы так их называете?

Менеджер пожал плечами.

– Профессиональный сленг, знаете ли.

– Знаю, знаю… – кивнул Йенсен. – У нас тоже был свой.

– Ммм… – менеджер с интересом нагнулся вперед. – Какой?

– Журналистский, – коротко ответил Йенсен.

– Ах, вот вы кого мне напоминаете! – хлопнул рукой по подлокотнику менеджер. – Вы же Йенсен!

Йенсен криво улыбнулся.