Отражения

– Ты в ее покоях. Его высочество послал за леди Альбской сразу… Ну, сразу после того, как вернул себе способность говорить, – губы Ренара скривились в усмешке. – У тебя задатки фехтовальщицы, золотко.

Я моргнула.

– Трость, – мягко пояснил Ренар. – Ты ударила Феликса тростью леди Аннуин.

Трость.

Розовая, с фламинго. Похожая на биту для крикета из книги про девочку Алису.

Она стояла у зеркала, в котором я увидела девушку со свечой. Когда свеча погасла, я хотела разбить зеркало. А Феликс вернулся ровно в этот момент – и попытался взять меня за руку. Остановить.

И тогда я ударила его тростью.

Принца.

С размаху о бедро, так сильно, что Феликс зашипел от боли и прислонился к стене.

Меня бросило в жар, и в носу защипало.

Что там он говорил про «отрубят руку»?

Ладонь Ренара осторожно накрыла мою ладонь.

– Свидетелей не было, – сказал он, забирая у меня пустую чашку. – О коварном покушении на принца знаем лишь мы втроем и Антея. Все хорошо.

Ренар погладил меня по голове, как ребенка, и ловко вытащил из волос серебряную невидимку.

Я без раздумий уткнулась носом в его плечо. От рубашки пахло табаком и горьковатым дымом. Ренар успокаивал меня рассказом о том, что случилось: как он пошел вслед за Феликсом, почуяв неладное, как увидел растерянного принца, который не знал, что делать с потерявшей сознание девицей. Как они сбежали, тайком от остальных отвезли меня к Антее, потому что только ей Феликс доверял достаточно.

– Мне сложно представить растерянного Феликса, – призналась я, не удержавшись от усмешки.

– Захватывающее зрелище, – Ренар осторожно отстранился. Он был серьезен. – Он не дурак, Мари, хотя неплохо играет роль избалованного мерзавца.

Ага, подумала я, отлично играет.

От Ренара, видимо, не ускользнула тень на моем лице.

– Феликс зашел дальше, чем планировал, – сказал он тихо. – И это его испугало. Если с тобой случится что-то, дель Эйве превратят жизнь виноватых в кошмар, а Феликсу, поверь, не хочется получить такие проблемы. Так что жди извинений.

Он вынул из кармана цепочку с кристаллом и протянул ее мне, осторожно вложил в руку.

Я прикусила губу. Горный хрусталь был ледяным и тяжелым – или я успела отвыкнуть от него. Когда я застегивала замочек цепочки, руки чуть дрожали.

Ренар коснулся моего подбородка, заставляя посмотреть ему в глаза.

– Ничего больше не хочешь спросить? Или, может, рассказать?

– О Феликсе? – уточнила я, подавив зевок. – Или о том, почему я ему врезала?

– О том, что случилось до его появления, – ответил Ренар. – И что напугало тебя так, что ты накинулась на принца. Антея велела мне присмотреть за тобой, потому что, по ее словам, ты не то вычерпала свою силу, не то, наоборот, чуть не утонула в ней. Я не силен в теории магии, – он отстранился и встал, качнувшись на каблуках. – Но понимаю, что произошло что-то необычное. Ведь так?

Я кивнула и открыла было рот, чтобы сказать ему, что видела в зеркале незнакомку, но Ренар приложил палец к губам, призывая меня к тишине.

– Расскажешь Кондору завтра, – сказал вдруг он глухо. – А пока лучше ложись спать. Я буду в соседней комнате, если вдруг понадоблюсь. Ах, да, – он остановился и кивнул в сторону ширмы, загораживающей угол. На ширме висела одежда. – Леди Альбская любезно передала тебе рубашку и халат. Спать в вечернем платье, должно быть, не слишком удобно.

Я села, спустив ноги. Пальцы в шелковых чулках коснулись прохладного паркета.

– А где сама Антея?

– Я не рискнул спрашивать ее о планах на ночь, – Ренар задумчиво посмотрел куда-то вниз, на пол, словно смутился.

– Тогда попрошу тебя помочь мне снять платье, – сказала я, нащупывая в волосах еще одну невидимку. – Одна я не справлюсь с застежкой.

К моей радости, он не стал ни язвить, ни даже просто шутить на эту тему, а просто помог расстегнуть десяток пуговиц, которые шли вдоль спины, и стянуть платье.

– Нам придется рассказать Кондору про Вивиану, – сказала я, прячась за ширмой. – И про бхартский табак. И про Феликса.

– Значит, не будем делать из этого тайну, – тень Ренара чуть сместилась, хотя я не слышала его шагов. – Я бы поостерегся врать Кондору, по крайней мере, в таких вещах.

– Да, – отозвалась я. – Я бы тоже.

И прикусила губу.

С застежками на корсете пришлось справляться самой.

Ренар не стал ждать, когда я вылезу из-за ширмы. То ли устал, то ли жалел мое самолюбие.

– Зови, если снова приснится кошмар, – сказал он.

Дверь закрылась с легким щелчком.

Ага, подумала я, ежась, потому что ткань чужой сорочки оказалась прохладной и скользкой. Обязательно. Если ты сам не услышишь и не придешь, сторожевой лис.

Я задула свечу и забралась под одеяло почти в кромешной тьме. Подушка пахла незнакомо, чем-то пряным и очень теплым, как ароматические пирамидки в индийских магазинах. Я обняла ее и уткнулась носом в ткань.

Бхарта. В этом мире Индия – это Бхарта.

И табак, который курили в доме Вивианы, пах очень похоже.

Стало тревожно и грустно, и очень не хватало привычной кошачьей тяжести в ногах и язвительных, но отрезвляющих реплик Ахо.

Я перевернулась на спину и уставилась в темноту, скрестив руки на груди, прямо поверх одеяла.