Отражения

Была леди Алексиана, которая не забывала напоминать девочкам о том, кто они есть по крови и сути.

Были часы в классной комнате вместе с матушкой, когда леди Катарина объясняла старшим дочерям, как устроен мир, государство и жизнь в целом.

В остальном Амелия была предоставлена сама себе, а библиотека Эривэ была в ее полном распоряжении.

Поэтому, когда красивая рыжеволосая девушка в некрасивом сером платье положила перед Амелией листок с заданием, Амелия в первый момент испугалась – но быстро поняла, что сможет ответить на все вопросы. Легко. Так легко, что перо едва успевало за ее мыслью.

Кармиль сидела напротив Амелии за большим круглым столом в гостиной леди Алексианы. Она вертелась и недовольно кривила рот, всем своим видом демонстрируя, что считает эту проверку знаний лишней, более того – оскорбляющей ее, Кармиль д’Альвело, до глубины души. Она перехватила блуждающий взгляд сестры, надула губы, капризно закатив глаза, и тут же скромно опустила ресницы, покосившись в сторону.

Там, в кресле с высокой спинкой, сидел молчаливый лорд Дамиан.

Зачем – Амелия не знала.

Его присутствие не то чтобы мешало ей, оно заставляло напрягаться. Амелия не знала, что этому человеку нужно от них всех, и за его любезностью ей мерещилось что-то другое. То, что она видела во сне, темное и опасное, неясное, как тень, затаившаяся в углу. Здесь, в Альбе, не было леса, только сады и парки, особняки вроде того, в котором они все сейчас жили, парадные двери с витражами и коваными фонариками в руках мраморных статуй, стоящих на страже у крыльца. Лорд Дамиан с его горделивой осанкой, блестящей вышивкой на рукавах сюртука, тростью, которая ему совершенно не была нужна, ведь он не хромал, – о, в этом мире лорд Дамиан был совершенно своим. Таким же, как леди Алексиана, таким же, как, наверное, хотела бы быть Кармиль.

Рыжеволосая девушка в сером стояла так, чтобы между ней и лордом Дамианом было расстояние в стол и еще пару шагов, – ей, как показалось Амелии, он тоже не нравился. При его появлении леди Бронкль – так звали гувернантку – начала запинаться, хотя до этого общалась с девочками очень легко. Она покраснела – очень быстро и ярко, этого нельзя было не заметить, и сейчас теребила манжеты платья, словно кожа под ними чесалась.

Амелия кашлянула, привлекая к себе внимание, встала с места, осторожно подвинув стул, и, на всякий случай подув на строки, отдала свой лист с заданием леди Бронкль.

– Так быстро, миледи? – спросила та, чуть дернув тонкими бровями. – Вы уверены, что не хотите еще подумать?

Амелии показалось, что темные глаза лорда, который зачем-то наблюдал за этим крошечным экзаменом, впились в ее спину, как птичьи когти – в добычу.

– Я уверена, – мягко ответила она. Кармиль снова скорчила гримасу – в этот раз изображая поддельное восхищение сестрой. – Простите, леди Бронкль, я выйду подышать.

– Конечно, – растерянная девушка осторожно положила лист перед собой на стол. – Конечно, идите. Мы ждем вас, леди Амелия.

Когда Амелия вышла из комнаты, ощущение, что сбоку, на самой границе зрения притаилась темная, похожая на бесформенную кляксу тень, наконец исчезло.

***

За окном сгущались зимние сумерки и горели сотни огней.

Вот оно, главное отличие Альбы от Эривэ, – огни. Там, среди леса, огней было мало, и мир вокруг представлялся густой, глубокой темнотой. Только фонарь матушки иногда двигался вдоль подъездной аллеи, трепещущий, как болотный огонек.

В Альбе огни были везде.

Желтым светом горели окна в домах, переливались кристаллы в руках у статуй в саду, горели фонари на улицах – на богатых улицах того города, той Альбы, в которой стоял дом леди Алексианы. Огни отражались, качаясь, в темной воде каналов, в отполированных дверцах экипажей, в темных окнах соборов, где закончился вечерний ритуал.

Огни расцветали в темных небесах – это называлось фейерверком и означало праздник.

Двенадцатую ночь, например.

Амелия вернулась с улицы, раскрасневшаяся и напуганная громким грохотом небесных огней, шумом толпы, веселым смехом вокруг и тем, кем она вдруг стала.

Зеркала в доме леди Алексианы показывали другую девочку, не ту, которая жила в зеркалах Эривэ. Та Амелия была пуглива и тиха, и никто не требовал от нее иного. Никому были не нужны многочисленные косы, перевитые шнурами с жемчугом и чем-то еще, нарядные платья, в которых было зябко и неуютно, тонкие туфельки, расшитые серебром, цветок, приколотый к лифу, – настоящая, живая гортензия, откуда она в январе?

Амелия тяжело дышала, словно только что убегала от кого-то через темный лес.

Ее щека касалась прохладного оконного стекла, глаза были закрыты – но перед внутренним взором мелькали огни Альбы.

Слышался смех, музыка и голоса, поющие гимны.

Слышались хлопки в ладоши – компания переместилась с улицы в большую гостиную, к камину, к нарядной зеленой елке, украшенной хрустальными подвесками, к чаше с пуншем и подаркам.

Там шли игры, правил которых Амелия не знала или забыла, потому что для этих игр нужно было больше, чем трое или четверо.