Отраженный свет

А парни до сих пор считают, что в том сезоне они были в глазах женщины самыми утонченными и благовоспитанными джентльменами.

...Следующий эпизод можно привести безо всяких комментариев.

Речь шла если не о деле всей жизни, то о деле лучших лет жизни. И в этом деле оставалось много неясного. А наш отряд выезжал как раз в те края, где можно было кое-что выяснить. Но мы решили уехать потихоньку, потому что Она болела. Она узнала, и вышел большой шум.

— Мы же знали, что справку тебе врач не даст, а без справки не выпишут командировку, - оправдывались мы.

— Во-первых, насчет справки это еще неизвестно. Не такая уж я дура, чтобы идти к своему лечащему врачу. Я пойду к другому, а если и он не даст, то поеду вообще без справки.

— ?

— Пожалуйста, не делай такие круглые глаза! Поеду без командировки, без оплаты дороги и вообще без ведома начальства.

— Но...

— Никаких но! Я улажу все сама. Можешь не беспокоиться.

Хотел бы я видеть человека, который не беспокоился бы на моем месте. Я посоветовался с ее лучшей подругой.

— Да-а... - сказала та. - Конечно, в поле ее может разбить инфаркт... Но ведь, может, и обойдется... - с надеждой посмотрела она на меня. - А если ты Ее не возьмешь, то инфаркта не миновать. Она этого не переживет.

Из двух зол принято выбирать меньшее. Но, в случае чего, смогу ли я доказать кому-нибудь, что увозить человека в прединфарктном состоянии далеко за пределы досягаемости скорой помощи, в такие места, которые не всякому здоровому под силу - самое меньшее зло?

И вот мы одни. Трое унылых здоровых мужчин, перебирающих в уме все способы борьбы с инфарктом, и одна жизнерадостная больная женщина. Как всегда, на Камчатке - дождь. И как обычно, переход с рюкзаками. И Она хватается за рюкзак, да так лихо, что инфаркт чуть не хватил нас.

— Непривычно, - говорит, - просто так идти.

Едва отобрали. Но свой спальный мешок все же понесла. Пришли на место. Сверху моросит, внизу хлюпает, в сапогах чавкает, за шиворот течет, с носа капает.

— Давайте, - говорит, - вы палатку ставьте, а я костер разожгу.

А самый молодой из нас и в хорошую погоду самый жизнерадостный с унылой безнадежностью в голосе спрашивает:

— А разве он будет гореть в такую слякоть?

Через двадцать минут Она поила нас чаем. Нам сразу стало очень тепло и немного стыдно. Не знаю, правда, почему стыдно, ведь мы тоже делали свое дело, но стыдно было, это точно. Наверно, потому, что хорошее настроение обеспечила нам Она, а надо было бы наоборот.

Утром нас уже ждала горячая каша и чай, и безмолвное приглашение в маршрут. И снова с утра текло за шиворот, а к вечеру капало с носа. И так почти каждый день. Хотел бы я иметь еще когда-нибудь такой сезон, когда из семнадцати дней десять было дождливых, а мы все-таки ухитрились сделать двенадцать маршрутов, не считая переходов и перебазировок.

...Когда мы вернулись с поля, меня спросил мой знакомый и Ее подчиненный:

— Ну, как?

— А что? Мы с Ней неплохо сработались.

— Да разве это вообще возможно?

Мой знакомый, наверно, имел в виду, что не подчиниться женщине, если она взялась командовать, опасно, а подчиниться - невозможно, потому что, как говорит русская пословица, пока баба с печи падает, семьдесят семь дум передумает.

— Это делается очень просто. Нашим оружием была абсолютная покорность. Вот идем мы в маршрут. Остановились, выбираем дорогу. - Пошли сюда, говорит. - Ну, пошли сюда. - Еще не сделали ни шагу, а Она уже: - Нет, пошли туда. - Ну, пошли туда.- Тогда Она совсем останавливается и спрашивает подозрительно. - А, так ты издеваешься? - И я так же покорно соглашаюсь: - Угу, издеваюсь.- После этого дорогу выбираю уже я.

— Конечно, - говорит мой знакомый, - один сезон потерпеть еще можно. А вот когда дома такой же главнокомандующий...

— Да, - говорю я, - у каждого из нас дома свой главнокомандующий... - И мы задумчиво умолкаем.

...Когда материал добыт такой ценой, можно ли равнодушно относиться к своим выводам и к критике, которая ставит твою работу под сомнение?

Последний вечер перед своим докладом на крупном научном совещании Она долго не могла заснуть. Вместе с подругами, приехавшими на то же совещание, она десятки раз взвешивала все "за" и "против", снова и снова возражала всем возможным оппонентам. Подруги наперебой инструктировала:

— Главное, спокойнее.

— Не заводись, на самые ехидные вопросы отвечай вежливо.

И вместе с ними будущую дискуссию безмолвно переживала какая-то семнадцатилетняя девчонка, наверное, первый раз в жизни попавшая в гостиницу и вообще впервые уехавшая в чужой город без мамы. Девчонка легла спать последней, а наутро ее в комнате не было. На тумбочке белела записка: "Галка, не трусь!", - и рядом лежали три конфетки.

Но "Галка", которая годилась девчонке если не в мамы, то хотя бы в тетки, все же вопреки наставлениям трусила. Начала доклад Она замогильным голосом, глядя куда-то в потолок. Аудитория, сначала пытавшаяся уловить хоть что-нибудь с пятого на десятое, в конце концов заскучала.

— Кто это такая?

— А, кажется, с Камчатки, фамилия какая-то непонятная.