Я понял, что моя щепетильность с соавторством больше походила на предательство. Я знал, что моя статья пустячок по сравнению с Колиной, и восхваление моих личных достижений - неспроста. Мой протест выглядел, наверно, глупо: я взял свою рукопись обратно. А патетическую рецензию нашему рецензенту пришлось исправлять: вместо "возомнивший себя..." писать "возомнившие себя..."
Выстоять было трудно. Помню, в дирекцию института пришло официальное письмо. Написал его известный геолог, доктор, профессор, лидер. В письме говорилось, что двое сотрудников (фамилии назывались) мало того, что сами движутся в неверном направлении, они еще и неправильно ориентируют геолого-поисковую практику. Профессор прожил долгую жизнь, он знал, какие последствия могут быть у таких писем. Но, на наше счастье, оргвыводов не последовало. Для директора института не было открытием, что в науке возможны разногласия и что господствующая точка зрения не всегда в конечном счете оказывается и самой истинной. Он считал, что научный сотрудник имеет право на собственное мнение, пусть даже и ошибочное, и что любая добросовестная работа никогда не пропадает зря. В нашей добросовестности и искренности он не сомневался. Поэтому он просто вызвал нас к себе, дал прочитать письмо и предупредил, что, возможно, оно не последнее.
Потом было всякое. Марафонские дискуссии на совещаниях, просто споры в коридорах, громогласные обвинения и тайные признания. Нашлись у нас и союзники, правда, подпольные. Они говорили: "В общем-то, вы правы, но если мы нарисуем карту по-вашему, нам ведь ее на техсовете никогда не защитить". А противники все были открытыми, многие из них оказались темпераментными, талантливыми ораторами.
Наш с Колей маршрут домой после дискуссий иногда пролегал через магазин. И если перед входом нас мучили какие-нибудь сомнения, то только - брать две бутылки или три. Обычно брали три. Чтобы потом не бегать еще. Пьем залпами, не смакуя. "Сучок", чего там смаковать. Пьем, чтобы расслабились стиснутые мускулы, чтобы сбросить с себя огромное нервное напряжение, чтобы забыть ко всем чертям контакты, складки, аргументы...
...Костер совсем догорел. Огонь то пробегал по углям короткими синими язычками, то снова угасал.
В древнем Вавилоне, говорят, ученых оскопляли. Чтобы никакие побочные интересы не отвлекали их от науки. Ну и скучная же была тогда наука!
— Кстати, о женщинах. Ты знаешь, Коля, какой я контакт сегодня видел!
— Контакт? Чего с чем?
— Ну, ясно, плиоцена с туфами!
— Чего же ты молчал до сих пор?
— Да ты же все свои новости выкладывал. А потом сбил меня с толку какими-то женщинами.
— Сейчас, погоди.- И Коля бросился ломать дрова и разводить уснувшее было пламя.
Допинг
...Баранья тропка петляла по карнизам над головокружительными обрывами. Сначала она казалась вполне сносной, по ней можно было спокойно идти, если не смотреть вниз, но потом стала совсем узенькой. Женька даже удивился - как по ней могут бегать бараны! Ведь это же не мухи, чтобы ходить по вертикальной стене! Коля решил влезть на самый хребет. Цепляясь за выступы скал, они карабкались выше и выше. Склон становился все неприступнее, но спуститься вниз по тем же самым местам было уже невозможно. Оставался один путь - наверх. В конце концов они забрались в узкую щель. Где-то высоко над головами виднелся кусочек синего неба. По нему спокойно плыли облака. Снизу щель казалась пологой и вполне доступной, но когда Женька посмотрел под ноги, у него закружилась голова. Он представил себе, как его тело будет падать, ударяясь о выступы, кувыркаясь и подпрыгивая, представил с поразительной отчетливостью. На беду у него было богатое воображение... Стоит только отпустить руку, вот эту самую руку, которая сейчас так небрежно держится за камень. Он вцепился в камень изо всех сил, а в душе лавиной рос страх, и он все сильнее и сильнее напрягал пальцы. Рука онемела, но Женька не в силах был пошевелить ею и не решался перехватиться за другой выступ скалы. Ведь стоит только отпустить руку, и...
Он посмотрел вверх. Коля деловито карабкался прямо над ним.
— Ну, как там у тебя дела? - спросил он, и Женьку охватил другой страх, еще более сильный, - страх, что Коля увидит, как он боится.
— Ничего, ответил он, - вот только тут камень немного шатается. - Чтобы показать Коле, как шатается камень, он расслабил ту самую руку, которая оставалась его последней надеждой на жизнь, и подергал за выступ. - Во, видишь?
Дальше Женька полез уже спокойнее, но каждый метр давался ему с огромным трудом. Он напрягал все силы, чтобы сдержать страстное желание вцепиться в скалу, прилипнуть к ней и не двигаться, напрягал руки, чтобы спокойно, не торопясь ухватиться за камень, напрягал, чтобы не дрожали. Иногда нога соскальзывала с опоры - или это только казалось? - и тело инстинктивно каменело. Женька долго не решался пошевелиться, чтобы проверить - сорвалась нога или нет?
— Держись! - крикнул Коля и сбросил ему веревку, - тут уже ровно.
Но Женька, запротестовал: