Отраженный свет

У костра мы с Колей вдвоем. Все давно уже спят. Вздыхает за кустом Тарапул, переминается с ноги на ногу. Мы устали спорить. Сидим молча и смотрим на огонь. Колино лицо то появляется в отблесках угасающего пламени, то снова скрывается в темноте, и мне кажется, что Коля улыбается.

— Ты что?

— Странно, - отвечает он после долгого молчания, - столько лет вместе, а о женщинах ни разу не говорили...

Да, не разговаривали мы о женщинах. Случайные знакомые за один вечер в ресторане наговорятся больше, чем мы за несколько лет. В институте наши письменные столы стоят рядом, в поле из одного котелка едим, в одной палатке спим. Обсуждаем новости, спорим целыми днями, а просто поговорить как-то в голову не приходило. Возвращаюсь я из маршрута, приезжает Коля из командировки - мы ни о чем не расспрашиваем друг друга. Коля сразу начинает выкладывать новые факты, новые мысли, я пытаюсь все опровергать. Иногда роли меняются. Никогда не было только серого безразличия.

Коля постарше меня, но начинали мы вместе. Злополучная наша идея родилась в спорах. Тогда мы блуждали впотьмах. Единственное, в чем мы не сомневались, были освященные всеобщим признанием идеи пионеров камчатской геологии. Однажды я увидел в обнажении и добросовестно описал контакт между двумя толщами горных пород. Никаких глобальных мыслей или сомнений по этому поводу у меня не появилось.

Геологи бывают разные. Один может с ювелирной точностью изучить крохотный пятачок на водоразделе Ольховой и Быстрой. Другой в состоянии построить грубую схему для большой территории. Коля умудрялся хранить в голове и увязывать друг с другом все мельчайшие детали по всем пятачкам огромнейшего региона. Я понимал его, но самостоятельно работать с таким количеством сведений мне не удавалось.

Выслушав мой рассказ о контакте, Коля задал сто вопросов и заявил категорически: "Этого не может быть". Он попытался вставить новый факт в систему, но ничего не выходило. Значит, если система верна, надо отказаться от факта. Я обиделся. Верх с низом мне до сих пор путать не приходилось. Вестибулярный аппарат у меня в порядке.

На следующий день на обнажение отправились вместе. Мир не перевернулся за одну ночь, кремнистые породы прочно лежали на песчаниках. Мы проследили контакт в десятке других обнажений, а в речном обрыве раскапывали его до кровавых мозолей. Сомнений в факте больше не было. Значит, приходилось отказываться от системы, от веры, терять почву под ногами. У Коли хватило сил перестроить рухнувший мир заново.

Потом были другие парадоксы, мир время от времени рушился, а Коля по кирпичику складывал новое задание. Многие блоки выдерживали все крушения и переходили из одной конструкции в другую. Я набрасывался на все Колины построения со всех сторон и со всех точек зрения, я оспаривал всё так яростно, что потом, выйдя в свет, мы не встретили ни единого неожиданного возражения. Иногда Коля клал меня на обе лопатки, иногда соглашался. Тогда приходилось что-то изменять. Не оставалось ни одной запятой, которая не прошла бы жестокого испытания. Может, со стороны это не походило на сотрудничество, но ведь работать вместе можно по-разному. Стилем нашего содружества был спор на грани войны.

Идея росла, охватывала все новые пространства. Наступил момент, когда исчезли последние факты, не относящиеся к делу, безразличные нам. Приехала геологическая партия, привезла карту, отснятую за тысячу километров от нашего района, палеонтологи определили окаменелые раковины, в химической лаборатории получен анализ базальта - все заставляло нас проверять, найдет ли новый факт место в нашей системе или взорвет ее. Не было дня без новостей. Иногда мы заходили в тупик, мучились, и все вокруг было не мило. Потом вдруг в конце туннеля появлялись проблески, и я дождаться не мог утра, когда мы вместе разберем догадку по косточкам.

Из хаоса разрозненных данных понемногу выкристаллизовывалась стройная, законченная схема, устойчивая от любых потрясений. Но мне перестало нравиться название "наша идея". Все выводы были общими, это так, но самые фундаментальные положения все-таки первым предлагал Коля. Когда пришло время публиковать схему, я отказался от соавторства. Разве ты теперь не согласен, спрашивал Коля. Мало ли с кем я согласен, отвечал я. С Ньютоном я тоже согласен, но не набиваться же мне к нему в соавторы только из-за этого. Статья в сборник пошла за одной Колиной подписью. А я написал свою статью. За нее я был абсолютно уверен, что все в ней мое. Обе рукописи попали к одному рецензенту. О моей он отозвался очень лестно, нашел в ней и элементы новаторства, и убедительное физическое обоснование, и логичность умозаключений. Рецензия на Колину статью оказалась длиннее самой статьи. Каких только комплиментов там не было! И "возомнивший себя ниспровергателем основ", и несоответствие фактам, и методические ошибки, и многое, многое другое. По стилю видно было, что писал он в страстном полемическом порыве, иногда ему даже слов не хватало, вернее, не хватало ругательств.