Этих троих возили из города в город, устраивая публичные экзекуции. 20 января 1536 г. на площади Мюнстера, пред ратушей, их приковали к столбам железными ошейниками и разорвали раскаленными щипцами. После чего тела поместили в клетки и подняли на башню церкви Святого Ламберта.
Мюнстерская коммуна просуществовала чуть больше года: с 25 февраля 1534-го по 25 июня 1535 г.
Коммунизм ли это? Да. И альбигойцы, и Дольчино, и анабаптисты исходили из того, что надо построить новое общество равных, совместно живущих и работающих. Такое, чтобы в нем люди как можно меньше отличались друг от друга.
Очень интересно исследование В. Р. Шафаревича о том, что «хилиастический», он же утопический социализм — своего рода заболевание культуры. Общество существует, история движется за счет того, что люди разные — за счет своего рода «разности потенциалов». Как ни старайся, до конца «всех уравнять» и «все поделить» не удается. Но чем в большей степени реализуется эта утопия, тем больше общество лишается способности к саморазвитию. Владимир Ростиславович приводит устрашающе длинный список примеров, когда коммунистическая утопия реализовывалась — и неизменно губила пораженное утопией общество. Своего рода раковая опухоль цивилизации.{119}
Похожее явление отметил и Лев Гумилев: он поэтично и метко назвал такие объединения «антисистемами», то есть врагами реально существующего мироздания. Реальные народы подобны полнокровным и разным телам, но антисистемы подобны теням: они плоски, серы и везде одинаковы. Их цель — уничтожение и самоуничтожение.{120}
Став поклонником антисистем, Карл Маркс сумел пойти дальше предшественников.
Действительно, у всех революционеров реальный мир вызывал только ненависть. Коммунисты отрицали и стремились разрушить все исторически возникшие отношения и связи: отношения в семье, индивидуальной любви, материнства и отцовства, собственности, денег и экономических отношений.
Но никто прямо не призывает к его разрушению. От Томаса Мора до Фурье социалисты в основном рассуждали о том, как прекрасна утопия, противопоставленная реальности. Этим продолжали заниматься Беллами и Герцка. У анархистов — Прудона, Бакунина, Кропоткина, — тоже много говорится о чудесном завтрашнем дне анархии, матери порядка.
Бланки уже почти не рассказывает о прекрасном будущем. Он в основном критикует реальность и дает весьма практичные советы, как захватывать власть, готовить оружие и так далее.
Карл Маркс совершил следующий шаг: окончательно стал теоретизировать не о самой утопии, а о том, как получше внедрить ее в реальность. Не просто отрицать мир, а говорить об его уничтожении, как важнейшей цели.
У Маркса вы не найдете сладких описаний коммунизма. Но он нашел предшественников, которые внедряли в реальность коммунизм, уничтожали реальный мир, и предлагал учиться именно у них.
Была, конечно, и явная личная предрасположенность к разрушению.
«Сочетание со Христом внутренне возвышает, утешает в страданиях, успокаивает и дает сердце открытое человеческой любви, всему великому, благородному не из-за честолюбия, не из стремления к славе, а только ради Христа!»{121}
— писал Карл Маркс в год окончания гимназии.А потом юноша стал писать стихи. Наверное, он рассчитывал таким способом прославиться, но стихи, мягко говоря, его имени не обессмертили. Зато по ним можно судить об его внутреннем мире. Вот, например, «Скрипач»:
Или другое:
Стоит добавить, что в ритуалах посвящения в некоторых сатанистских обществах посвящаемому подается «волшебный» меч.
В стихотворении «Бледная девочка» меньше больной изломанной символики сатанистского культа, но сказано еще откровеннее:
А вот целая поэма «Оуланем». Само название — анаграмма библейского имени Иисуса Христа — Емануил, что на иврите означает «с нами Бог». Вот слова из поэмы: