«Отреченное знание». Изучение маргинальной религиозности в XX и начале XXI века. Историко-аналитическое исследование

Вообще, как представляется, Уэбб оказал немалое влияние на своих британских коллег, как старших, так и младших современников; именно в их работах мы найдем реминисценции из текстов Уэбба. Марко Френчковски (Marko Frenschkowski) предполагает, что идеи дилогии оказали значительное влияние на докторскую работу Николаса Гудрик-Кларка[314] «Оккультные корни нацизма». Правда, прямых ссылок на Уэбба в книге Гудрик-Кларка всего три[315], но очевидно, что сама идея рассмотрения взаимовлияния нацизма и западного эзотеризма не с конспирологических, а со строго научных позиций восходит к теориям Уэбба, да и общий настрой «Оккультных корней…» в целом идет в русле теории Уэбба. Конечно, фактические данные и глубина подачи демонстрируют значительную разницу в двух исследованиях, но это не меняет общей тенденции. В значительной степени Гудрик-Кларк опирается на исследования Уэбба и в «Традициях западного эзотеризма», когда пишет разделы, посвященные Месмеру, Элифасу Леви, французскому эзотеризму начала XX века. Правда, в целом к теории «бегства от разума» британский профессор относится критично. В частности, в разделе, посвященном Месмеру, можно встретить следующую характеристику:

согласно Джеймсу Уэббу, историку оккультизма XIX–XX веков, оккультизм может пониматься как «отверженное знание», ересь иррационализма в постпросвещенческую эру. Эта эпистемологическая стратегия исключения сравнима с ересиологическими ярлыками, которые церковь использовала, чтобы дисквалифицировать эзотерических диссидентов (особенно гностиков, герметиков, мистиков) в ранние века[316].

Но, несмотря на это, общий тон выводов об антинаучности теорий Месмера и ее маргинальности вполне следует духу теории «отверженного знания».

Уэбб был первым, кто описал генеалогию печально известных «Протоколов сионских мудрецов» не только в социокультурном контексте, но и с привлечением бэкграунда западного эзотеризма, который сыграл в становлении «Протоколов…» решающую роль. Именно такой подход к «Протоколам…», развив и детализировав историю фальшивки, взял за основу Умберто Эко в ряде своих текстов: «Serendipities», «Прогулки в литературных лесах» и «Пражское кладбище».

По мнению Томаса Хакля[317], исследование Уэббом истории психоаналитической теории Юнга, культурно-исторического фона, на котором она развивалась, стало прототипом для уже упоминавшийся нами книги Ричарда Нолла «Тайная жизнь Карла Юнга». Если сравнить эти работы, то действительно можно обнаружить, что разоблачительный пафос, направленный на срывание маски с Юнга-ученого со стремлением обнаружить Юнга-эзотерика, как у Нолла, так и у Уэбба один и тот же.

Значительное влияние Уэбб оказал и на творчество Воутера Ханеграаффа. Детально на описании этого влияния хотелось бы остановиться в следующей части, в главе, посвященной творчеству голландского исследователя. Здесь лишь отметим, что общий разоблачительный настрой и пафос рационализма, противостоящего иррациональному, не близок Ханеграаффу, но сама идея «оккультного подполья» и его формирования в оппозиции к принятой культуре истеблишмента послужила базой для создания ханеграаффовской концепции западного эзотеризма. Более того, именно в трудах Уэбба мы впервые сталкиваемся со столь любимой Ханеграаффом метафорой западного эзотеризма как «мусорной корзины истории». Во «Введении» к «Оккультному истеблишменту» Уэбба читаем следующие строки:

…важность этого подполья отверженного знания трудно переоценить… Часто его анализ может быть не более чем копанием в мусорном баке общества, но хорошо известно, что мусор есть неотъемлемая часть природы человека[318].