Отряд: Разбойный приказ. Грамота самозванца. Московский упырь

Свадьба устроилась по московским меркам — скромно. Гостей было немного, большей частью — лучшие друзья, ну и приказные. Невесту украшала Филофейка-подружка, младший ее брательник, Архипка, сидел за столом под строгим присмотром Митрия. Прохор наконец-таки привел свою зазнобу — Марьюшку, дочку Тимофея Анкудинова, владельца нескольких кузниц. Незнамо как он там уговаривал ее батюшку отпустить дщерь — может, и никак, сманил просто, — однако привел, явил-таки друзьям свою красавицу. И впрямь красива оказалась девушка: очи блестящие, синие, долгая, с лентами, коса. По обычаю, мужчины сидели за столом с мужчинами, женщины — с женщинами (нет, лучше уж сказать — девушки с девушками, так оно верней будет). Митька, на правах шурина, предлагал, правда, сделать по-европейски, как, к примеру, во Франции иль в иных странах, — девчонок с парнями за один стол посадить, позвать музыкантов.

— Цыть! — на это загодя еще ответил Прохор. — Ты послушай только, о чем на Москве говорят! Мол, царь-государь польские обычаи не к добру вводит, русскому де духу противные — танцы премерзкие, игрища, баб к мужикам садит. Это про самого царя так говорят, а что про нас скажут? Боюсь, и не скажут ничего, а красного петуха пустят. Нет, уж лучше гусей не дразнить.

Ну, не дразнить так не дразнить, — вполне резонно ведь сказал Прохор. Так и порешили — по-старому свадьбу сладить, по обычаям московским. Дело несказанно облегчалось тем, что свадебка-то молодой вышла: жених с невестой оба были сироты, а, стало быть, за неимением маменек-тятенек, дедушек и прочих родственников, не было и старичья средь гостей, даже посаженого отца — и того не было, без него обошлись, — спасибо отцу Варсонофию, молодому священнику церкви Флора и Лавра, так обвенчал, а уж теперь на свадьбе гулял знатно — не успевали брагу из подпола таскать. Браги, слава Господу, много было, куда меньше — вина. Вот вино-то и порешили девчонкам на стол отдать, а сами бражицу, да мед, да пиво пили. Парни в сенцах сидели, окно распахнув настежь, девки — в светлице. Дверь распахнули — и обычаи соблюдены (сидят-то раздельно) и друг друженьку видно, а уж слышно… В светлице песню запоют — в сенях подхватят, ну, и наоборот, соответственно.

В светлице:

Славен город, славен город
Да на возгорье, да на возгорье!

В сенях:

Звон-от был, звон-от был
У Николы колоколы, у Николы колоколы!

Молодые вот только утомились туда-сюда бегать, потом махнули рукой, на пороге встали да взасос — под крики радостные — целовалися.

Почетный гость — князь Михаил Скопин-Шуйский — не побрезговал, пожаловал, с ним и Жак Маржерет, личный телохранитель царский. Уж и выпили. Правда, не по-московски — вусмерть упившихся не было, да и кому — приказным разве? Так тем завтра на службу: Ондрюшка Хват ни единого на три дня, на всю свадьбу, не отпустил, да и сам только по-первости поприсутствовал, а потом, сославшись на дело, ушел. Приказные после его ухода взбодрилися, кружками замахали: наливай, мол, — а чего б не налить? Свадьба ведь! Лишь один Галдяй Сукин квас нестоялый пил: ни к вину, ни к бражице, ни — упаси, Боже — к водке не прикасался, зарок после недавних событий дал. Чуть ведь не преставился парень от перепою, с непривычки-то! С тех пор и не пил — опасался.

К ночи ближе гостюшки разошлись: первым, как и положено, поцеловав молодых на прощанье, уехал князь Михаил, с ним и Маржерет, а уж потом и приказные потянулись. Остались лишь свои, близкие, да Галдяй Сукин — тоже теперь, считай, свой.

Сели не чинясь, за один стол, снова выпили — теперь уж по-простому, как меж своими принято. Пару песен спели, плясать начали. А потом Марьюшка — красавица Прохорова — домой засобиралась, мол, поздно уже. Волосы рукою пригладила — тут и Филофейка: на, мол, Марьюшка, гребешок, причешися.

Взяла Марьюшка гребень, глянула и, ахнув, едва не сомлела, — хорошо, подхватил Прохор.

— Что? Что такое? — заволновались хозяева. — Аль вино крепко? Аль жарко?

Девушка, впрочем, быстро пришла в себя:

— Нет, братцы-сестры милые, и вино хорошее, и не жарко. Дюже гребень мне сей памятен… из рыбьего зуба резной, с ошкуем…

Глава 16 По следу

Нередко царь ходил один по городу пешком, заходил в мастерские, толковал с мастерами, говорил со встречными на улицах.

М. Острогорский. «Учебник русской истории»

Осень 1605 г. Москва

Гребешок! С ошкуем! Тот самый, что Василиса не так давно подарила Филофейке! И, по словам Марьюшки, именно этот — или точно такой же — гребень она дарила своему бывшему дружку Федотке, с год тому назад погибшему страшной смертью.