— Постойте! — Из своего угла высунулся из-за кипы бумаг подьячий Галдяй Сукин, поморгал обиженно. — А я? Я-то как же? Чего меня не берете?
— Тебя? — Иван вдруг улыбнулся и махнул рукой. — Черт с тобой, сам напросился. С порохом-зельем обращаться умеешь?
— Умею! — накидывая на плечи армяк, радостно закивал Галдяй, а потом, уже тише, чтобы никто не услышал, добавил: — А не умею, так и научиться недолго. Не такое уж хитрое дело.
Уже стемнело, когда к хоромам подъехали всадники. Один спешился, обернулся, крикнул повелительно:
— Езжайте. Утром явитесь к докладу.
— Спокойной ночи, господине… — почтительно попрощались всадники. Двое из них — здоровенные бугаи — остались.
В темноте, быстро удаляясь, застучали копыта. Вдруг пошел снег, повалил мягкими хлопьями; заскрипели ворота…
— Черт знает что! — громко выругался спешившийся всадник. — Евстафий, ты что, один здесь? А где остальные?
— Охряй занемог, а где Федька с Хилаем — не ведаю, — послышался дребезжащий старческий голос.
Вспыхнул факел. Таившийся за углом Иван вышел из темноты:
— Здрав будь, Артемий Овдеевич!
Овдеев вздрогнул, обернулся:
— Иван! Ты как здесь?
— Да вот, зашел переговорить. В избу пустишь?
— Заходи, — Овдеев прищурился. — Чтой-то я тебя в приказе сегодня не видел. А ведь заезжал.
— Знаю.
— Ты поднимайся… Я тут распоряжусь. Евстафий, проводи гостя в горницу!
— Так, господине… замок.
— Ах да… Держи ключи!
Высокое крыльцо, сени, низкая притолока… Замок. Большой, увесистый… Слуга в черной бархатной однорядке с прожженным подолом зазвенел связкой ключей, отпер. Войдя в горницу, зажег свечи и в ожидании хозяина почтительно встал у двери.
Ну вот, кажется, и все… Кончится скоро все… скоро… вот уже сейчас.
Усмехнувшись, Иван подошел к печи… Странная была печь — топилась не из горницы, а из соседней людской. Горячая! Юноша приложил руки к изразцам с рисунком в виде красных тюльпанов. Потом подошел к стене… вот здесь вроде бы выцвело… и гвоздик.
— Увидел чего? — насмешливо поинтересовался с порога Овдеев.
Иван неспешно обернулся:
— А картинку-то с мельницами куда дели, Артемий Овдеевич? Ту, что купец Никодим Рыло подарил.
— Не подарил, а в обмен дал, — усаживаясь в кресло, усмехнулся Овдеев. — Вижу — ты даром времени не терял. — Он зло прищурился.
— Да уж, — светски улыбнулся гость. — Сказать по правде, пришлось нелегко… слишком уж умело вы заметали следы… господин Ошкуй!
— Тихо, не дергайся! — Овдеев мигнул, и двое бугаев — приставы, те самые, в дежурство которых повесился Телеша Сучков, — бросившись от дверей к Ивану, заломили юноше руки.
— Вот так-то лучше, — нехорошо усмехнувшись, кивнул хозяин. — Посадите его на лавку… Теперь обыщите.
Опытные руки приказных ловко зашарили под кафтаном и за голенищами сапог, вытащив на свет Божий два длинных ножа и кистень.
— Больше ничего нет, — улыбнулся Иван. — Вот, ей-богу!
— Оставьте нас, — хмуро бросил Овдеев и пристально посмотрел на гостя. — Чего пришел?
— Поговорить.
— Хм… Признаться, я тоже хотел сегодня тебя навестить, больно уж ты прыткий молодой человек! Слишком прыткий… Я ведь приехал еще вчера… Не заходил ни домой, ни в приказ… Ну? — Овдеев сверкнул глазами. — Говори, коль пришел! Только не думай, что тебе хоть что-то поможет.
— Давайте так, господин Ошкуй, — улыбнулся Иван. — Я начну рассказывать, а что мне будет непонятно, спрошу. Хорошо?
Овдеев кивнул:
— Только прошу побыстрее.
— Итак, — начал Иван. — Как я вышел на ваш след…
— Да, интересно…
— Как ни странно — через гребень. Тот самый, что вы подобрали, убив несчастного Федотку… Парнишка-то чем вам помешал? Неужто посчитали за соперника?
Овдеев цинично кивнул:
— Щенок вполне мог занять то место, на которое нацелился я.
— Поэтому вы убили еще и сына боярина Ивана Крымчатого, племянника воеводы Федора Хвалынца, Ртищева, наконец!
— Ртищев был обречен, — хмуро согласился Ошкуй. — И не только тем, что занимал мое место. Он, сволочь, слишком много узнал. Даже напросился ко мне в гости — сидел вот в этом самом кресле… болтал, так, ни о чем… Но я догадался, почувствовал — подозревает!
— И слуга Телеша Сучков подсыпал ему яд, — продолжил Иван.
Овдеев ухмыльнулся:
— Догадливый. Телеша, видишь ли, содомит. Я то узнал, присматриваясь к Ртищеву… на том и сыграл. А он, дурачок Телеша, захотел много денег… дурачок…
— Как же ему их не захотеть? Убить трех человек, устроить пожар, — на одно лампадное масло, небось, ушла немалая сумма. Заработал парень, что и сказать. А вы, значит, не захотели платить? Ай-ай-ай…
— А вот тут ты не прав, друг мой! — неожиданно расхохотался Ошкуй. — Телешу убил не я, а ты и твои люди. Вы ведь его отыскали? И что я должен был делать? Телеша — опасный свидетель. Честно говоря, не ожидал, что Галдяй Сукин вообще до него доберется. Не ожидал!
— Нехорошо недооценивать людей.
— Как и переоценивать.
— Да уж, — согласно кивнул Иван. — Ефим Куракин — он тоже вам мешал?
— Да! Мог занять место… Потомок знатного рода.