Отряд: Разбойный приказ. Грамота самозванца. Московский упырь

— Ой… Иване Леонтьевич… — парнишка тоже узнал своего спасителя. — Наконец-то, пожаловал! Думали и не дождемся… Ты входи, входи, господине, не стой. Посейчас я пса приберу…

Поднявшись на крыльцо, Иван миновал просторные сени и вошел в обширную горницу с большой изразцовой печью. Хозяйка — простоволосая женщина с милым, еще довольно молодым лицом, оторвавшись от варева, взглянул на гостя и, ахнув, поклонилась до самого пола:

— Здрав будь, господине. Уж не чаяли, что и зайдешь. Сейчас на стол соберу!

— Некогда мне гостевать, Олена, — грустно покачал головою Иван. — По делу я. Супружница моя, Василиса, занемогла что-то.

— Садись, господине, за стол, — непреклонно произнесла ворожея. — Буду тебя потчевать — заодно и расскажешь.

Иван снял шапку, сбросил на руки Игнату беличий полушубок, сел:

— Ин ладно.

Внимательно выслушав гостя, Олена налила чарку водки, принесла пирогов и снова поклонилась:

— Выпей да закуси, господине. А горю твоему поможем, не сомневайся — сегодня ж пойдем, на супружницу твою занемогшую взглянем.

— Нет, — Иван вдруг потемнел лицом. — Сегодня, пожалуй, не выйдет. Знаешь что, Олена? Приходи завтра, прямо с утра. Знаешь, где я живу?

Ворожея улыбнулась:

— Знаю.

— Только уговор, — понизив голос, погрозил пальцем гость. — Жирком человеческим жену мою лечить не надо. Лучше другими снадобьями.

— Что ты, господине! — повернувшись, Олена быстро перекрестилась на висевшую в углу икону. — Вот те крест, я такими делами не занимаюсь…

— Ты — нет… — прищурился юноша. — А кто занимается?

— Про то не ведаю.

— Ой ли? — Иван обернулся на хлопотавшего у печи Игнатку и жестко приказал: — Парня выпроводи, разговор есть.

Ворожея, видать, хотела что-то возразить, но, взглянув на гостя, предпочла этого не делать. Подозвала сына:

— На торжище сходи-ко, Игнате. Соли купи — кончилась.

— Так завтра же собирались!

— Сейчас иди.

Не споря, Игнат нахлобучил на голову шапку и, поплотней запахнув армяк, ушел, на прощанье поклонившись Ивану.

— Так вот, о человечьем жире… — дождавшись, когда на крыльце затихли шаги, негромко продолжил гость. — А также — о печени, сердце и прочем… Кто из ворожей то пользует? Кто?!

Олена неожиданно заплакала, плотно стиснув губы.

— Не хочешь называть? — встав из-за стола, Иван подошел к ней вплотную и взял двумя пальцами за подбородок. — Боишься последствий?

— Господине…

— Боишься… Ладно, не называй. Скажи только, кто приносил жир и все прочее? Только не говори, что не ведаешь. Наверняка ходили средь вас, ворожей, слухи…

— То только слухи, господин.

— А ты мне их передай — интересно послушать.

Олена вдохнула и скупо пересказала все то, что слышала от других ворожей и колдуний.

— В черной однорядке, говоришь? На подоле прожженной.

— Да, вот тут, — женщина показала. — Слева…

— В таких пол-Москвы ходит.

— Ну, уж что слыхала — сказала.

— А не говорили колдуньи, как он выглядел? Из знатных людей или, может быть, из простых?

— Не знаю… Хотя… Слыхала краем уха, что, по повадкам, вроде бы из простых… но ведет себя как боярин. Важно.

— Важно, говоришь? Ну-ну…

Задав ворожее еще пару вопросов, Иван удовлетворенно кивнул и, простившись, отправился восвояси обратно на Земский двор. Правда, по пути заглянул снова к Флегонтию:

— Говорят, есть у тебя один паренек, человече… что чужие замки, как свои открывает.

— Что ты, что ты, милостивец! Окстись! Нешто я таких татей приваживаю? — Хозяин постоялого двора испуганно замахал руками.

— Насчет татей — это мы потом с тобой поговорим, Флегонтий, — нехорошо прищурившись, пообещал Иван. — Вдумчиво так поговорим… и не здесь… коли ты уж мне никак удружить не хочешь. Прощай пока…

— Постой, постой, милостивец! — Флегонтий ухватил гостя за рукав и, состроив умилительную гримасу, прошептал: — Тебе парнишка-то насовсем надобен? Для дыбы?

— Был бы для дыбы — я б к тебе не пришел, сам бы сыскал, не сомневайся. На время он мне нужен, по личному, можно сказать, делу.

Хозяин постоялого двора посветлел ликом:

— Так бы сразу и сказал, господине! Так бы сразу и сказал… Пожди-ка чуток…

Он повернулся, подзывая из глубины людской залы служку:

— Кондратий!

— Что, Флегонтий Иваныч?

— К Пахе Звездарю сбегай. Скажи… — Флегонтий обернулся к Ивану. — Чего сказать-то?

— Чтоб сразу после обедни был на Чертольской… ну, скажем, у кабака… Со всем своим инструментом.

— Слыхал, Кондратий?

— В точности все передам, Флегонтий Иваныч!

Вернувшись в приказ, Иван без удивления понаблюдал за царившей там суетой: приказные мыли полы, оттирали стены, бегали туда-сюда с увесистыми кипами бумаг, какие-то раскидывали по отделениям-четям, какие-то — вручали лично дьякам. А некоторые даже сжигали. Ну, все ясно — ждали Овдеева. Как раз сегодня должен был приехать, к вечеру. Вдруг да в приказ решит по пути завернуть, не дожидаясь завтрашнего утра?

Заглянув в сыскную каморку, Иван кивнул своим:

— Собирайтесь. Дело есть.

— А что за дело?

— По пути расскажу. Ты, Прохор, надеюсь, еще кулаками махать не разучился?

— Ха!

— А ты, Митя, из пистоля по-прежнему бьешь?

— Спрашиваешь! Почти каженный день с князем Михайлой стреляем.

— Ну, идемте оба…