Отрицание смерти

Я думаю, что сейчас есть только три способа, которыми сама психология может стать адекватной системой убеждений. Один из них – стать творческим гением-психологом и использовать психологию как средство бессмертия для себя – как это сделали Фрейд и последующие психоаналитики. Другой заключается в использовании языка и концепций психотерапии в жизни наяву, чтобы она стала действующей системой убеждений. Мы часто видим подобное, когда бывшие пациенты анализируют свои мотивы во всех ситуациях тревоги: «это должно быть завистью к пенису, это должно быть инцестуозное влечение, кастрационный страх, эдипальное соперничество, полиморфное извращение» и так далее. Я встретил одного молодого человека, который был почти сумасшедшим и извращенцем, пытающимся жить в русле мотивационного словаря новой фрейдистской религии. Но в некотором смысле это отношение является вынужденным, потому что религия – это опыт, а не просто набор интеллектуальных понятий, над которыми нужно размышлять; ею нужно жить. Как проницательно заметил психолог Пол Бакан, это одна из причин того, почему психотерапия перешла от фрейдовской интеллектуальной модели к новой эмпирической²⁹. Если психология должна быть современной религией, то она должна отражать жизненный опыт; она должна перестать просто разговаривать и интеллектуально анализировать и начать по-настоящему кричать о «травмах рождения» и детства, актуализации снов и жестокости и так далее. Этого превращает час психотерапии в ритуальный опыт: инициация, священное путешествие в запретное и священное царство. Пациент впитывает другое измерение жизни, ранее неизвестное ему и не подозреваемое им, поистине «тайную религию», отделенную от повседневного светского мира; он включается в модель поведения, которое очень эзотерично и допускает выражение тех аспектов его личности, которые он никогда не думал выражать, и вообще не знал, что они у него есть. Как и в любой религии, адепт «клянется» в этом, потому что он прожил это. Терапия «истинна», потому что это проживаемый опыт, и он объясняется концепциями, которые, кажется, идеально ему соответствуют, они дают форму тому, что на самом деле переживает пациент.

Третий и последний путь – просто расширение и усовершенствование. Это значит, что мы берем психологию и углубляем ее религиозными и метафизическими ассоциациями, чтобы она действительно стала религиозной системой верований с некоторой широтой и глубиной. В то же время психотерапевт сам излучает устойчивую и спокойную силу переноса и становится гуру-деятелем этой религии. Неудивительно, что в наше время мы видим такое распространение психологических гуру. Это идеальное и логичное развитие фетишизации психологии как системы убеждений. Ее система расширяется в новое измерение, которое является бессмертием и сопутствующей силой. Эта сила приходит в двух формах: из понятия религии и конкретно из личности гуру-терапевта. Не случайно одна из очень популярных форм сегодняшней терапии – гештальт-терапия – по большей части игнорирует проблему переноса, как будто ее можно не принимать во внимание³⁰. На самом деле, происходит то, что аура непогрешимости гуру остается неизменной и обеспечивает автоматическое убежище для глубокого стремления пациента к безопасности и защищенности. Не случайно также и то, что гуру-терапевты, отращивают окладистые бороды и носят похожие на нимбы прически, чтобы соответствовать той роли, которую они играют. Я вовсе не намекаю на нечестность, просто люди склонны зацикливаться на уместности используемых ими необходимых защитных средств. Если воспринимать терапевтическую религию как культурную потребность, то высший идеализм – это пытаться удовлетворить ее сердцем и душой. С другой стороны, даже при самых благих намерениях перенос – это волей-неволей процесс идеологической обработки. Как известно, одни психоаналитики очень старательно пытаются его проанализировать, а другие пытаются минимизировать производимый им эффект. Несмотря на все усилия, пациент обычно начинает в некотором роде рабски поклоняться человеку и его методам освобождения, какими бы незначительными они ни были. Мы уже знаем, что влияние Фрейда было так значительно, в том числе потому, что многие ведущие мыслители нашего времени прочувствовали через фрейдистский анализ и выработали собственные эмоциональные интересы внутри этого мировоззрения.