Отрицание смерти

Какие-то богоподобные существа! Ошибка всего этого бесплодного утопизма заключается в том, что страх смерти – не единственный мотив жизни. Героическая трансценденция, победа над злом, как для человечества в целом, так и для нерожденных поколений, посвящение своего существования высшим смыслам – эти мотивы так же важны, и именно они дают человеку благородство перед лицом его животных страхов. Для большинства гедонизм – это не героизм. Язычники в древнем мире этого не понимали, а потому проиграли «презренному», вероучению иудо-христианства. Современные люди в равной степени не осознают этого и потому продают свои души потребительскому капитализму или коммунизму или заменяют их – как сказал Рэнк – психологией. Психотерапия становится сегодня настолько популярной, потому что люди хотят знать, почему они несчастливы в гедонизме, и ищут недостатки внутри себя. «Неподавление» стало единственной религией после Фрейда – как Филип Рифф хорошо показал в своей книге. Видимо, он не осознавал что его рассуждения были новым словом в том, что Ранк утверждал об исторической роли психологии²⁷.

Пределы психотерапии

Поскольку мы уже рассмотрели эту проблему в четвертой главе, впервые затронув дилемму жизни, давайте освежим наши воспоминания. Мы видели, что на самом деле не было никакого способа преодолеть реальную дилемму существования, когда смертное животное осознает свою смертность. Человек проводит долгие годы, встает на ноги, развивает талант и уникальные качества, совершенствуя свое отличие от остальных существ в мире, расширяя и обостряя свой аппетит, учась переносить жизненные разочарования, становясь зрелым, выдержанным – наконец, превращаясь в уникальное существо, обладающее каким-то достоинством, благородством и выходящим за рамки животного состояния. Оно перестает быть управляемым, полностью ведомым рефлексами. А потом происходит настоящая трагедия, как писал Андре Мальро в «Человеческом состоянии»: требуется шестьдесят лет невероятных страданий и усилий, чтобы создать такую личность, и только тогда она будет достаточно хороша, чтобы умереть. Этот болезненный парадокс наносит ущерб не только самому человеку – меньше всего ему самому. Он чувствует себя мучительно уникальным, и все же он знает, что это не имеет никакого значения, пока принимается во внимание окончательный результат. Его жизнь оборвется так же, как жизнь кузнечика, хотя и продлится дольше.

Как мы заметили, дело в том, что даже при самом высоком личном развитии и свободе, человек сталкивается с настоящим отчаянием человеческого состояния. Действительно, благодаря этому развитию он прекрасно видит окружающую реальность; пути назад к удобствам безопасной и защищенной жизни нет. Человек застрял в своей собственной проблеме, и все же не может полагаться на себя, чтобы понять истинный смысл происходящего. Для такого человека, как сказал Камю: «Тяжесть дней ужасна». Что же это значит, задали мы вопрос в четвертой главе, говорить такие красивые фразы, как «бытийное познание», «полностью центрированный человек», «полный гуманизм», «радость пиковых переживаний» или тому подобные, если мы серьезно не сопоставляем такие идеи с бременем и страхом, которые они также несут? Наконец, задав такие вопросы, мы увидели, что можем поставить под сомнение всю ценность терапии. Какую радость и утешение она может дать полностью пробужденным людям? Как только вы принимаете действительно отчаянную ситуацию, в которой человек находится, вы приходите к осознанию не только нормальности невроза, но и того, что даже психотический сбой представляет лишь небольшая заминка в рутине жизни. Если подавление делает невыносимую жизнь пригодной для того, чтобы существовать в ней, то для некоторых людей самопознание может полностью разрушить ее. Ранк чувствовал эту проблему очень тонко и много говорил о ней. Я хотел бы подробно процитировать его необычно зрелую и трезвую психоаналитическую рефлексию, которая прекрасно выражает стоическую картину мира самого Фрейда: