Но мы также знаем из опыта, что всё не так гладко и однозначно. Причину не придётся долго искать: она лежит в основе парадокса создания. Секс принадлежит телу, а тело - смерти. Как напоминает нам Ранк, в этом смысл библейского описания конца рая, когда открытие секса приносит смерть в мир. Как и в греческой мифологии, Эрос и Танатос неразделимы; смерть приходится сексу родным братом-близнецом. [10] Давайте немного задержимся на этом моменте, потому что он очень важен для объяснения непригодности романтической любви для решения человеческих проблем и тесно связан с фрустрацией современного человека. Когда мы говорим, что секс и смерть - близнецы, мы понимаем это как минимум на двух уровнях. Первый уровень - философско-биологический. Животные, которые создают потомство, умирают. Их относительно короткая продолжительность жизни так или иначе связана с их деторождением. Природа побеждает смерть не путём создания вечных организмов, а путём предоставления возможности смертным организмам размножаться. С точки зрения эволюции, это, кажется, сделало возможным появление действительно сложных организмов на месте простых - и почти в буквальном смысле вечных - размножающихся бесполым путём.
А теперь перейдём к проблеме с точки зрения человека. Если секс является исполнением его роли в качестве животного, это напоминает ему о том, что он сам не что иное, как связующее звено цепи бытия, взаимозаменяемое с любым другим и точно также невосстановимое само по себе. Таким образом, секс олицетворяет животное сознание и, соответственно, аннулирование индивидуальности и личности. Но именно свою личность хочет развить человек: представление о себе как об особом космическом герое с особыми дарами, значимыми для вселенной. Он не хочет быть простым блудливым животным - в этом нет по-настоящему человеческого смысла, по-настоящему особенного вклада в мировую жизнь. Таким образом, с самой его основы половой акт представляет собой двойное отрицание: физической смерти и отличительных личных дарований. Этот момент крайне важен, так как объясняет, почему сексуальные табу были в основе человеческого общества с самого его зарождения. Они утверждают триумф человеческой личности над животным единообразием. С помощью сложных кодов сексуального самоотречения человек смог нарисовать культурную карту к личному бессмертию на теле животного. Он создал сексуальные табу, потому что ему нужно было одержать победу над телом, и он пожертвовал удовольствиями тела ради высочайшего удовольствия из всех: самосохранения в качестве духовного существа в вечности. Это замещающее поведение описал Рохайм в своём проницательном обзоре жизни австралийских аборигенов: «Подавление и сублимация первичной сцены лежит в основе тотемистического ритуала и религии» [11], то есть отрицание тела является аспектом исключительно человеческой жизни.
Это объясняет, почему людей раздражает секс, почему их возмущает, когда их сводят к одному лишь телу, почему секс до некоторой степени их пугает: он представляет собой два уровня отрицания самого себя. Сопротивление сексу - это сопротивление смертельному исходу. По этому поводу Ранк написал несколько своих самых ярких строк. Он понял, что сексуальный конфликт, таким образом, является универсальным, потому что тело является универсальной проблемой для существа, которому суждено умереть. Человек чувствует себя виноватым по отношению к телу, потому что тело является обузой, оно затмевает нашу свободу. Ранк понял, что эта природная вина берёт своё начало в детстве и приводит к тревожным вопросам ребёнка о сексуальности. Он хочет знать, почему чувствует вину; более того, он хочет, чтобы родители сказали ему, что его чувство вины оправдано. Здесь мы должны напомнить себе о том, что обсуждалось в Первой Части при описании человеческой природы. Мы увидели, что ребёнок стоит прямо на перекрестке человеческого дуализма. Он обнаруживает, что у него есть тело, которое подвержено ошибкам, и он узнаёт, что существует целое культурное мировоззрение, которое позволит ему одержать победу над этим фактом. Таким образом, вопросы о сексе, что задает ребенок, на фундаментальном уровне вообще не касаются секса. Они о значении тела, об ужасе жизни бок о бок с телом. Когда родители дают прямой биологический ответ на сексуальные вопросы, они вовсе не отвечают на главный вопрос ребёнка. Он хочет знать, почему у него есть тело, откуда оно взялось, и что это значит для осознающего себя существа быть ограниченным этим телом. Он спрашивает о высшей тайне жизни, а не о механике секса. Как говорит Ранк, это объясняет, почему взрослые страдают от проблемы сексуальности не меньше ребёнка: «биологическое решение этой проблемы человечества также неуместно и неадекватно для взрослого, как и для ребёнка» [12].