Отрицание смерти

Секс - это «разочаровывающий ответ на загадку жизни», и делать вид, что этот ответ является адекватным, значит лгать и себе и своим детям. Как метко подчеркивает Ранк, в этом смысле «половое воспитание» это своего рода принятие желаемого за действительное, рационализация и отговорка: мы пытаемся убедить себя, что, давая инструкции по механике секса, мы объясняем тайну жизни. Можно сказать, что современный человек заменяет жизненный трепет и удивление пособием «Как это сделать». [13] Мы знаем почему это происходит: если скрыть тайну творения за простыми шагами человеческих манипуляций, можно тем самым изгнать ужас смерти, который присущ нам как животным сексуального типа. Ранк заходит в своих размышлениях так далеко, что приходит к выводу: ребёнок чувствителен к такому виду лжи. Он отказывается от «корректного научного объяснения» сексуальности, и он также отказывается от мандата на сексуальное наслаждение без вины, которое оно подразумевает. [14] Я считаю, что причина, вероятно, заключается в том, что если ребёнок хочет стать героем бессмертной культуры, у него должен быть явный антагонист, особенно в начале его борьбы за формирование культурного проекта causa-sui. Поскольку тело является явной проблемой, над которой ему нужно одержать верх, чтобы вообще хотя бы иметь возможность построить культурную идентичность, он должен на определённом уровне противостоять попытке взрослых отрицать, что тело является его соперником. Мы могли бы сказать, что ребёнок всё ещё слишком слаб, чтобы выдерживать конфликт попытки быть и личностью, и животной особью одновременно. Взрослый человек тоже слаб, но он смог разработать необходимые механизмы защиты, подавления и отрицания, которые позволили ему найти пространство для служения сразу двум господам.

После этого напоминания об основных проблемах ребёнка и взрослого, о которых мы говорили в Части I, я надеюсь, что мы сможем лучше понять корни критики Ранком «романтического» психологического типа, появившегося в наше время. В этом случае становится совершенно ясно, что он имеет в виду, когда говорит, что «личность в конечном итоге разрушается сексом и через него» [15]. Другими словами, сексуальный партнёр не представляет и не может представлять собой полное и долговременное решение человеческой дилеммы. [16] Сексуальный партнёр представляет собой своего рода реализацию свободы от самосознания и вины; но в то же время он является отрицанием отличительной индивидуальности. Можно сказать, что чем больше секса без вины, тем лучше, но только до определенного момента. В гитлеризме мы видели страдания, которые возникли, когда человек смешал два мира, когда он пытался добиться явной победы над злом, совершенства в этом мире, которое могло быть возможным только в мире более совершенном. Личные отношения несут ту же опасность путаницы между реальными фактами физического мира и идеальными образами духовных сфер. Романтическая любовь «космологии двух» может быть гениальной и творческой попыткой, но, поскольку она всё ещё является продолжением проекта causa-sui в рамках этого мира, она остается ложью, которой суждено потерпеть неудачу. Если партнер становится Богом, он может также легко стать и Дьяволом; причина всегда будет под рукой. Прежде всего, человек становится связанным с объектом любви в отношениях зависимости. Это необходимо для самоутверждения. Можно быть полностью зависимым от объекта любви - неважно, нужен ли человеку объект любви как источник силы в мазохистском смысле, или он нужен для того, чтобы человек чувствовал собственную распространяющуюся силу, садистски манипулируя партнёром. В любом случае саморазвитие человека ограничено объектом, поглощено им. Это слишком узкая фетишизация смысла, и человек начинает негодовать и раздражаться по отношению к объекту своей любви. Если вы найдёте идеальную любовь и попытаетесь сделать её единственным судьёй добра и зла внутри себя, мерой своих устремлений, вы станете просто отражением другого человека. Вы потеряете себя в другом, так же, как послушный ребёнок теряет себя в семье. Неудивительно, что зависимость в отношениях, будь то в роли бога или раба, несёт в своей основе так много чувства обиды. Как сказал Ранк, объясняя историческое банкротство романтической любви: «человек больше не хочет, чтобы его использовали в качестве души для другого, даже с соответствующими компенсациями» [17]. Если вы путаете личную любовь с космическим героизмом, вы неизбежно потерпите неудачу в обеих сферах. Недостижимость героизма подрывает любовь, даже если сама любовь была реальна. Как метко говорит Ранк, этот двойной провал вызывает чувство полного отчаяния, которое мы наблюдаем у современного человека. Невозможно получить кровь из камня, получить духовность от физического существа, и поэтому человек ощущает себя «неполноценным», так как его жизнь почему-то не удалась, он не осознал своих истинных талантов и т.п. [18]