Линда пояснила, что в подобных вопросах она стремится быть «центристом» и не забывать о предосторожности. Отправляясь в ресторан, она не будет занудствовать. Она не спрашивает официанта, есть ли в меню ГМ-продукты, и не заводит речь о Monsanto. Но, сказала Линда, она задумывается о том, как часто ест продукты, происхождение которых ей неведомо.
Тут она упомянула нечто, о чем я до сих пор не слышал: некоторые фермеры опрыскивают пшеницу «Раундапом» за неделю до жатвы. «Зачем они так поступают?» – спросила Линда. Не будет ли это зерно опасным, в нем же яд? Линда поделилась догадкой: может быть, люди с аллергией на глютен на самом деле реагируют на что-то другое. «Дело не в том, что они не могут есть глютен… может, они просто не могут есть „Раундап“?» Она добавила, что доказательств у нее нет и это лишь ее «извращенные домыслы», которые заставляют ее беспокоиться о том, как выросла и как готовилась ее еда.
Наш разговор подходил к концу, а я
Она сказала, что целиком и полностью
Мы почти договорили, и мне было уже проще рассказать Линде о своей книге без боязни задеть какие-то ее убеждения. Я признался, что наш разговор планирую вставить в главу, где разбираюсь, может ли наукоотрицание быть либеральным. Я сказал, что наукоотрицание рекрутировало так много людей из числа правых (климатических диссидентов и креационистов), что я задумался, не найдется ли отрицателей и среди левых. Линда рассмеялась. «До черта, – сказала она. – Хиппи занимаются этим прямо с шестидесятых». Мы еще поговорили о той проблеме, что слишком многие в наши дни своими взглядами обязаны дезинформации, и тут Линда произнесла фразу столь глубокую, что я попросил ее повторить и записал слово в слово: «Мы клюем на конспирологию, когда у нас нет оснований для доверия».
После паузы я задал закономерный вопрос: «А
И пояснила, что всегда задает вопрос: «Кто получит деньги за проведение этого исследования?» Здравый подход. На этом мы закончили, договорившись поговорить снова через неделю.
Мои надежды найти и обратить наукоотрицателя таяли на глазах. Линда не любит ГМО, но назовешь ли ее отрицателем? Вообще-то нет, не назовешь. Я отправился за советом к близкому другу, экобиологу, с которым мы знакомы с детских лет. Но через несколько минут разговора с Тедом (в действительности его зовут иначе) о разных аспектах ГМО я вдруг подумал: а не он ли мне и нужен? Если с кем-то на этой планете я и построил доверительные отношения, то Тед точно в коротком списке. И я признался, что хочу побеседовать с ним для книги. Но мы настолько доверяем друг другу, что Тед засомневался, хочет ли выступить источником: ведь он скажет всё, что
В отличие от разговора с Линдой, тут сразу закипели страсти. Тед сказал, что на его взгляды повлияла книга Джереми Рифкина, которую он был готов мне прислать. Слышал ли я о Рифкине? Ну, вообще-то да. Он был антигероем книги Марка Лайнаса, человеком, который фактически основал движение против ГМО и привлек на его сторону Гринпис. Лайнас в своей оценке был к Рифкину безжалостен. Об этом я решил пока молчать и ответил просто: «Да, слышал».
Теда больше всего беспокоили непредвиденные последствия. «Так всегда бывает с технологиями, – убеждал меня он. – Атом. Нефть. Сначала все думают только о выгодах, а спустя годы обнаруживаются опасности, и не всегда остается возможность отыграть назад». Потом он добавил, что вообще-то по этой причине он даже в чем-то понимает антипрививочников! (Что творится? Мы сорок лет знакомы с этим парнем, и