Отрочество 2

— Хая, давай-таки с нами, — качнулась обморочно тётя Песя, спустившись наконец со второго этажа, — мине што-то штормит, как будто мы с Сэменом Васильевичем немножечко добаловались, хотя я точно знаю, шо это и не так!

— Ну вот как знала? — чуточку напоказ вздохнула Хая, которая Кац, и самая умная баба если не Одессы и Молдаванки, то как минимум двора! — Куда ж ты и ви без мине?

Парой минут спустя она вышла, нарядная и красивая, пока подруга с дочкой сидели на лавочке во дворе.

— Фира, успокойся, — услышала Хая бубнение подруги, спустившись вниз, — успокойся, доча…

Вцепившись в руку дочки как в спасательный круг, до самых синяков и выпученных собственных глаз, норовящих закатиться под лоб, она гладила её ладошку и бубнила што-то, долженствующее успокоить дочку. На деле же выходило сильно наоборот, и Фира чем дальше, тем больше нагоняла мамеле красивой расцветкой лица с нежным зеленоватым оттенком.

Сердобольные соседи искренним своим участием и сомнительной ценности советами, подливали в уже разгорающийся костерок женской истерики прогорклое масло суеверий, и сомнительной ценности советов и замечаний.

— Гля, гля… — шептала на весь двор и парочку соседских та Хая, которая Рубин и не шибко штоб и сильна умом, — чисто как мясо с плесенью на морды лиц стали! Лёва! Я за такую ткань и говорила — зелёное штоб, как Песя сейчас! Ты мине понял или бедной ей нужно ещё раз пострадать за ради твоей непонятливости?

— Да тише ты, тише! — делала в ответ глаза Фейга, осаживая простодурую подругу, — И без тебя уже такие, шо думаю то ли за врача, то ли за раввина, то ли за всех обоих!

— Ша! — Хая Кац, немножечко расстроенная не фееричностью своего светского спуска в глазах так и не повернувшихся соседей, ловко вклинилась меж матерью и дочкой, рывком подымая их со скамьи, — Всем молчать, а если кто и да, то только добрые пожелания! Всем ясно, или мине повторить, нахмурив лицо?

Народ проникся и самую чуточку впечатлился — настолько, што отдельные энтузиасты из числа мальчишек и всяких там Рубинов забежали сильно вперёд — предупреждать народ за ша и грозное лицо Хаи Кац. Получилось такое себе интересное зрелище впополам с шествием, шо как бы и парад алле, но немножечко и театр, который народный.

— Как на Пасху у гоев! — громогласно заявил какой-то мелкий сопливый мальчишка, шумно зашмыгнув и сглотнув соплю назад и получше угнездившись на дереве, намереваясь не пропустить ничего и никого из зрелищной процессии.

— А то! — согласился такой же сопливый и замурзанный приятель, вытирая сопли рукавом и ёжась от холодного февральского ветра, — Только без песен!

К выходу с Молдаванки добралась большая толпа, и Хая, которая Кац, чуть не порвалась на две части — одна из которых негодовала за нервничанье подруги, а другая наслаждалась вниманьем и уваженьем. Вслед им махали долго, потому как от такого торжественного и многолюдного сборища у всех где-то под желудком родилось чувство, што будто бы и они самую капельку причастны к будущему экзамену Эсфири.

Пока извозчик, пока доехали до Гулевой, где Мариинская женская гимназия, Фира уже самую чуточку и оклемалась. Помощь тёти Хаи теперь только в нейтрализации чересчур впечатлительной мамеле, с её стремлением к интересному обмороку посреди улицы.

— Так это… — начал было извозчик, но получив полтину, с металлическим лязгом захлопнул челюсть и спешно уехал, пока не вспомнили за сдачу.

Встав напротив углового двухэтажного здания, две женщины и одна почти некоторое время собирались с духом, рассматривая этот дворец знаний как часть несомненно прекрасного будущего Фиры, проникаясь его и её величием. Выходило так себе, зато у ветра проникнуть и проникнуться — очень даже и да!

Чихнув, тётя Песя наконец опомнилась и засуетилась, заквохтав вокруг дочи.

— Ой же ж! Время, Фира, время! А кстати, сколько? — опомнилась она.

— Успеваем, — голос Хаи, которая Кац, напомнил бы человеку понимающему о творении пражского раввина Льва бен Бецалеля, — не суетись, как под клиентом! Ты мать и почтенная если не дама, то где-то рядом, а не сама знаешь кто по известному адресу!

Решительная и суровая, под взглядом сторожа она только вздёрнула голову, подходя к гимназии и волоча на себе остальных, но тот ничего и не, так што даже и обидно! Шумно почесав проволочной жёсткости бороду, завивающуюся чорными с серебром колечками, немолодой носатый мужчина мазнул предупреждённым взглядом по девочке и приоткрыл двери. Единственная его фронда и небрежение, замеченное только Хаей — не во всю ширь!

Кац сделал губы куриной жопкой, пообещав себе как только, так сразу! Мог бы и расстараться, а не вот так вот! У людей, может быть, событие на всю жизнь, нужно же понимать?!

По случаю воскресного дня, из народу в гимназии только комиссия и они. Песса Израилевна впечатлилась пустым вестибюлем, наполненным роскошью по её молдаванской мещанской душе и вкусу. В класс её не пустили, хотя женщина и пыталась пройти туда, с упорством то ли барана, то ли обезглавленной курицы, но всё ж таки — молча!