Отрочество 2

— Доча! — напоследок простонала она, царапая дверь ногтями, и была оттащена к окошку верной подругой.

— … Эсфирь Давидовна… — доносилось до девочки, как сквозь вату.

— … да, невеста…

Под оценивающими взглядами членов экзаменационной комиссии отчаянно хотелось съёжиться и закрыться руками. Возникло странное и нелепое чувство, што она сейчас как в бане, а стена — рухнула, и прохожие глазеют с дурным любопытством, мало не тыкая пальцами.

Преодолев неуместное чувство, она выпрямилась ещё сильней, натянувшись тугой струной, и по балетному поставила носки ног, как всегда учил Егор. Назло всему!

Переборов дурноту, девочка будто оказалась одна во Вселенной, и вместо звёзд — глаза членов комиссии. Задумчивые и доброжелательные — начальницы Мариинской гимназии, Патлаевской Анны Николаевны.

Глаза и лица…

— … причины Второй Пунической…

— … укажите на карте Больцано…

… и вердикт:

— В высшей степени превосходно!

* * *

От вспышек выстрелов снизу холодеет внутри, но я ещё раз захожу на разворот, пересиливая страх. Знаю ведь, што на такую высоту винтовка просто не застрелит, а пушки… да чорт их знает!

Теоретически британцы могут задрать лафеты пушек каким-то особо хитрым образом, в надежде сделать мне гадость. Долго, муторно, с сомнительным результатом… но учитывать всё-таки приходится. Ради этого и захожу на Дурбан с разных сторон, предусматривая возможность артиллерийской засады.

Есть! Потянул за петли, и несколько зажигательных бомбочек посыпались вниз. Кажется даже, на складах што-то загорелось… но это только кажется. Даже если так оно и есть, огонь не в силах разгореться так быстро.

Ан нет… горит, точно горит! Не иначе, тюки с хлопком или какая-то химия! Горит!

В порыве энтузиазма разворачиваю самолёт и пролетаю ещё раз, фотографируя пламя. И вспышки, вспышки, вспышки! В бессильной ярости стреляют в меня из ручного оружия едва ли не все защитники Дурбана.

Набрав высоту, кружусь некоторое время над городом, действуя на нервы, и только потом, издевательски качнув крылами, ухожу на посадку.

— Есть накрытие! — скинув очки и шлем, взбудоражено рассказываю встречающим, — Сань! Помнишь склад ближе к гавани? Тот, где в прошлый раз артиллерия наша крышу разнесла? Попал! Не знаю, што там, но горел, и горел хорошо!

Отчаянно гудя клаксоном и подпрыгивая слегка на кочках, подъехал штабной автомобиль, и водитель-немец лихо затормозил около нас, окутав пылью.

— Чортушко! — отряхаясь, привычно припечатал его Санька, на што тот только осклабился довольно. Уж такая у них дружба-вражда, человеку стороннему и не понять.

— В штаб! — пролаял Чортушко на своём дурном диалекте немецкого, — Генерал хочет уточнить диспозицию!

Скинув кожаный реглан, прыгаю в авто, и едва успеваю вцепиться в поручни, ездит немец лихо. Вообще — чем дальше, тем больше Сниман становится технократом. Оценив преимущества техники, он с упорством обдолбанной сороки тащит к себе любые механизмы. Нужны ли, нет… найдём применение!

С одной стороны — выходит иногда достаточно забавно и казусно, учитывая невеликое образование генерала. С другой — вполне себе подход. Обкатать технику в условиях боя для понимания её пригодности в широком применении. Такие себе натурные испытания под взглядами тысяч людей. И сдаётся мне, что буры, и без того не чуждые идеи технического прогресса, после войны прямо-таки ринутся развивать промышленность.

Сходу озадачив меня необходимостью срочного увеличения военно-воздушных сил Претории, Сниман увлёк меня на совещание. С того памятного раза он уверовал в мои таланты стратега, хотя пока што я ни разу не подтвердил их.

Однако же и штабные относятся ко мне вполне лояльно, то и дело апеллируя в спорах к очевидцу. Да и по совести, не все фотографии получаются удачными, так што живой свидетель, оно как-то надёжней.

Чуть погодя притащили фотографии, и Бота, разглядывая фотографии горящего склада, поздравил меня с большой удачей.

— Мелкая мошка зло кусает, — назидательно сказал он, — всего два летательных аппарата, а британцы вынуждены держать в тылу десятки пожарных команд!

— Допросы пленных показывают, — Сниман довольно погладил бороду, приязненно поглядев на меня, — что психологический эффект авиации…

Я невзначай покосился на Мишку, потревоженный обилием умных слов, и брат незаметно подмигнул. А, ну да… просвещает шефа! На то он и адъютант.

— … превысил самые смелые наши ожидания! Опасность с Неба угнетающе действует на солдат противника, и они сами рассказывают, что при всяких подозрительных звуках непроизвольно задирают головы вверх, что ведёт к дополнительным потерям!

— Главное всё же — разведка, — вставил свои копейки Вильбуа-Марейль, на што я непроизвольно кивнул.

Совещание несколько подзатянулось, и всё тот же Чортушко отвёз меня назад, на охраняемый пуще глаз аэродром.

— Двигатель я проверил, — доложил мне Санька, жуя на ходу што-то копчёное, — рама и полотнище тоже в порядке. Сейчас полетишь?

— Угу. Перекушу только. Не… — отмахиваюсь от предложенного мяса, — шоколадку погрызу, и в полёт. Да! Кофе только… хотя нет, лучше молока. Есть?