Отрочество 2

« - Дед уже старый, - подумал он со странной смесью цинизма и жалости, - того и гляди помрёт. А так… глядишь, и поживёт ещё, коли будет о ком заботиться. И етот, мелкий… братом будет!»

Глава 8

Восьмая глава

Не отпуская руки найдёныша, Мишка добрался-таки до выхода из трущоб, и спорым шагом направился к ближайшему трактиру, который можно с натяжкой назвать пристойным, поглядывая тревожно на дрожащего всем телом мальчика.

- Мне б сметанки, - он протянул полтину до полусмерти замотанному трактирному мальчику, встретившему его у двери, - и тряпицу чистую, перевязать.

- Сию… - начал было мальчишка сонно, натянув на веснушчатое, будто засиженное мухами лицо, несколько щербатую, но несомненно вежественную улыбку, - ба-атюшки! Пров Василич, Пров Василич!

Лавируя меж пустыми столами, он унёсся в сторону кухни, откуда навстречу вышел немолодой повар, вытирая на ходу руки о фартук.

- Чевой ето расшумелся, паскуда мелкая? – отеческий подзатыльник, от которого только клацнули молочные зубы ничуть не смутившегося таким приёмом мальчишки.

- С ожогом тута, сметаны просют и тряпицу чистую.

Повар мигом подобрался, и…

- Охти Божечки, - несколько секунд спустя причитал он, разглядывая тонкую ручку, на глазах покрывающуюся пузырями, - сейчас, сейчас…

Найдёныш был затащен на жаркую кухню, раздет догола с молчаливого разрешения Мишки, и тщательно осмотрен на предмет других повреждений, коих оказалось немало. Синяки, следы ремня и розог, ожоги от цигарок и какие-то странные кровоподтёки на теле, будто бы его щипали с подвывертом.

- Охти… - повторил повар тоном одновременно жалостливым и зверским до предела, и тут же рявкнул столпившимся кухарям, - а вы чего встали?!

- Не серчай, Пров Василич, - не пугаясь, отозвался один из них, - чичас водички тёплой принесу, обмыть, а потом уже и сметану.

- Чего стоишь-то, ирод!? Живей!

- Я… - начал было Мишка, но тут же спрятал полтину назад. Нельзя обижать людей!

Несколько минут спустя найдёныш был вымыт, обмазан и перевязан везде, где токмо и возможно, а Пров Василич перестал хлопотать наконец, и внимательно глянул на подростка.

- Так… - дёрнул плечом Мишка в ответ, - братом будет.

Вздохнув прерывисто, повар перекрестил их, и долго молчал, глядя из дверей вслед удаляющимся к солнцу фигурам.

- А вы чего встали?! – вызверился он на работников, обнаружив их наконец рядом с собой, откровенно бездельничающими, - На кухню, живо!

Щедро раздавая тычки и оплеухи, он снова превратился в тирана.

Поглядев на найдёныша и поймав ответный робкий взгляд васильковых глаз, Мишка задумался ненадолго, и вытащил сперва полтину, а потом и все невеликие деньги, что у него были с собой. Пересчитав, он решительно направился к извозчикам. До Замоскворечья, где живёт дед, не близко, малой не дойдёт, тем паче в таком состоянии.

- … явился? – дядюшка, надёжно уперевшись в утоптанную землю двора крепкими ногами в добротных юфтевых сапогах и сцепив руки перед собой, вперил в Мишку неласковый взгляд, не пуская в дом, - Никак нужны стали?

Надтреснутый баритон полон яда, раздражения и… глухой тоски, даже какой-то мольбы. Увы… по малолетству и застарелой обиде за родителей Мишка не готов к примирению.

- Обхожусь, - оскалил кипенно белые зубы подросток, - в подмастерья портняжные вышел, да не твоими заботами. Деда позови. Ну! Скажи – внука ему нашёл.

- Да ты… - дядюшка смерил его взглядом, потом перевёл глаза на малыша. Судорога исказила заросшее бородой лицо… иль показалось?

Мужчина без лишних слов скрылся в доме, шуганув любопытствующих домашних, и парой минут спустя на крыльцо вышел ветхий старик в старообрядческой поддёвке, щурящийся подслеповато на внука.

- Дед, - колючий, кинжально щетинившийся подросток куда-то пропал, и старика обнял любящий внук, тяжело дышащий и смаргивающий слёзы.

- Я… вот, - отстранившись, - Мишка присел рядом с найдёнышем, - внука тебе нашёл, воспитывать. Со мной у тебя здоровски вышло, так вот решил ишшо воспитанника тебе найти.

- Как тебя зовут хоть? - спохватился подросток, наклонившись к малышу.

- Дармоед, - робко отозвался тот, глядя на него через непролитые в глазах слёзы, - а ишшо Нахлебник.

И будто мороз от этих слов – до самых костей. А ребёнок застеснялся и заробел от внимания взрослых. Опаска в глазах, а ну как что не то сказал? Не так? И сжался.

- В приюте сказали, пока не запродали дядьке Никифору в нищую учёбу, что я Филипп, - выпалил он с облегчением и улыбнулся робко.

- Филиппок, значица, - старик неожиданно легко присёл перед малышом, - ну здравствуй, внучек.

- Дед? – распахнул тот глазёнки, - Де-да… я знал! Знал! Завсегда, что ты найдёшь меня!

Несколько коротеньких шажков, и ребёнок врезался в старика. Тонкие ручки обхватили старческую шею, и старик, чуть помедлив, обнял его в ответ. Уткнувшись в седую бороду, мальчик ревел, несвязно обещая стать самым-самым, только чтобы дед завсегда рядом! И столько счастья сиротского было в этих слезах…