— И где ты ходил?! — нашёл нас запыхавшийся Абрам Моисеевич, — Тибе давно ждут среди судей, а ты среди тут!
— Пра-апустите инвалида! — противным голосом заорал он, действуя куда как решительней, — Дорогу организаторам исторического матча!
Наслушался по дороге всякого, но в этот раз не отбрёхивался, а молчал, потому как на отбрёх нужно хотя бы чуточку времени и готовность к скандалу, а мы почти опоздываем.
Абрам Моисеевич, оценив толпу, не стал пробиваться в обход, а допхался до поля, поднял верёвочки с рекламными плакатиками, и ни разу не стесняясь сотен глаза, двинулся напрямки к столу, за которым и расселись организаторы. Уж на што я не телок, но под взглядами и свистом вся спина промокал, пока дошли.
— И всего-то, — бодро заявил Абрам Моисеевич, — а в обход-то зачем?
Я шляпу приподнял, ладонью по волосам, а они всё мокрые, как после ныряния. Н-да… Поздоровкался со всеми, Фиру представил. Ну… как всерьёз, а не просто дочку тёти Песину. Потом они с Мишкой в сторонке чуть, а я организационные моменты обсуждаю. И сходу — вляп! — Воды… как не привезли! — меня взрывает, — Кто ответственный?!
— Да как-то… — и руками разводят. Взрослые вроде, и перед мальчишкой стыдно вот так вот навытяжку, пусть даже и сидя навытяжку, а што тут скажешь? Виноваты! Понятное дело, понадеялись один на другого, и дитя в итоге без глазу.
— Та-ак… — и ультиматум выкатываю, желваками этак сыграв, штоб видели решимость и злость, — не будет воды, не будет игры. Тих-ха! По такому солнцепёку бегать, вы с ума посходили?! Тут не просто солнечный удар, а как бы чего похуже не вышло!
Переглядки, потом один из греков дёрнул этак плечом, да и встал решительно.
— Молодёжь организую, — и в толпу ввинтился без лишних слов.
— Организует, — успокоил меня Коста, незаметно подошедший сзади, — всё будет!
Киваю успокоено: если уж Коста пообещал, то будет. И до своих ребят через поле, да под свист. А всё равно уже! Вроде как перегорел. Захотелось даже выпендриться, и пройтись серией акробатических элементов, так што даже еле сдержался.
— Нормально всё, — успокоил своих, и улыбку на всю морду лица натянул — зубастую, американскую, — мелочи организационные обсудил. А вы чего не разминаетесь?
— Да как-то неловко, — замялся тот Шлёма, который Зайчик.
— Неловко будет неразмятым бегать, — обрубаю свирепо, — ну!
Сперва меньжуясь, а потом уже привычно, сборная команда Молдаванки начала махать руками и ногами, отчего в толпе началось оживление и комментарии.
— Ты гляди, какой балет! — ёрничал похмельного вида остряк-самородок неподалёку, — Ножкой волосатой махнул, прогнулся, потянулся… Я таки слышал немножечко за греческую любовь, но судя по тому мальчику, эллинская культура начала таки проникать в ветхозаветные умы! Остряка отодвинули в сторонку, и быстро настучали по личности, выпихнув из рядов болельщиков. Потому как шутки и шутников здесь любят, но и меру понимают. И место!
— Ша! — прикрикнул я на засмущавшихся парней, — Вы таки совсем дурачки и поведётесь на речи дешёвого провокатора, уже настученного по мордам по всему телу?
— Сцыкотно малость, — негромко пожаловался Санька, поправляя капитанскую повязку.
— Справишься?
— Куда я денусь? — пожатие плечами и задорная, пусть и кривоватая усмешка.
На поле вышел торжественный донельзя Уточкин, с лицом искренне верующего священника на праздничном богослужении. Вид самый торжественный, чуть даже благостный, в руках туго надутый кожаный мяч, едва ли не звенящий от напряжения. Кажется, будто распирает его не только от воздуха под давлением, но и от желания оказаться на поле.
Мяч опустился на поле, весело подпрыгнув несколько раз, и прокатившись кожаными боками по траве. Тут же начали выбегать игроки — в синих майках сборная Пересыпи, и в красных — Молдаванка.
«— До именных или хотя бы номерных маек ещё далеко» — вяло выдало подсознание. Капитаны обменялись рукопожатиями, кинули жребий, и разбежались по сторонам, согласно выпаденному. Уточкин отбежал назад, и над полем повисло предгрозовое напряжением. Повисло оно и над парком, полуденная тишина стала такой острой, што чуть не до слышимого цвирканья кузнечиков, но это, конечно же, только казалось. Будто затишье перед бурей, когда сама природа замирает, прислушиваясь к неибежному.
Первые ряды зрителей подались вперёд, ловя немигающими глазами каждое движение, задние превратились в одни большие уши. Мальчишки на деревьях, облепившие их по грачиному густо, замолкли, прекратив орать кричалки.
Свисток… глуховатый удар по мячу, и игра началась. Молдаванцы быстро отобрали мяч у Пересыпцев и повели вперёд.
— Пасуй! — побежал я вдоль кромки поля, нервничая за всех сразу, — Не держи у себя!
Пас, и мяч перелетел к вырвавшемуся вперёд Саньке. Быстрый и ловкий, он побежал вперёд, с прилипшим к ноге мячом. Удар…
— Го-ол! — Отозвался стадион.