Отрочество (СИ)

Чуть погодя Вольф оттаял, и начал интересно рассказывать о Швейцарии и Италии, где он подвизается корреспондентом «Одесского листка», сотрудничая так же с «Одесскими новостями» и рядом других изданий. Рассказчик он отличный, информацию подаёт ярко, выпукло и чаще всего ёмко.

Он старше нас всех, но не особо задаётся. Командные нотки проскакивают, но скорее рефлекторно, без попыток игры в вожака стаи.

Коля постоянно перебивает его, и в один момент Вольф не выдерживает, затыкая его выпечкой. И смеётся! Оттаял, значица, совсем другой человек стал.

— Вот так вшегда, — вкусно прочавкал Коля, — шлова не даёт шкашать!

— Шкашать! — передразнил его Жаботинский, став вдруг из серьёзного корреспондента молодым совсем парнем, озорным и весёлым, — Прожуй сперва, сказитель!

— С детского сада знакомы, — прожевав, и тут же потянувшись за новой булочкой, пожаловался Коля, — и поверишь ли, тогда уже тираном был! Самым старшим в нашей группе был, и с тех пор и привык командовать.

— Никак греческий? — перескочил он с темы, заметив учебник новогреческого с закладками, — Учишь?

— Угу, — и хвастаюсь, — ещё и турецкий! Вцепился бульдогом, по четыре часа в день занимаюсь.

— Не слишком? — Коля не из первых учеников, и его такое рвение немножечко пугает.

— А как ещё? Либо несколько лет без особо толка, либо почти што полное погружение, и месяца через три ты уже начинаешь говорить. Пусть на уровне «моя твоя», но и то. Газеты читаю, ну и с носителями языка. А куда деваться? Мне ж Синод дорогу к знаниям перекрыл, а со знанием языков не репортёром или учителем, так хоть в конторке припортовой пристроиться можно.

Коля, которому и была адресована эта подача[42], хмыкнул задумчиво, но отвечать не стал. Буря прошла, как и не было, на небо выкатилось умытое холодной водой яркое солнце, а по улицам Молдаванки потекли ручьи грязной воды. Вездесущая детвора, воображая себя путешественниками и отважными моряками, с незамутнённым энтузиазмом детства принялась осваивать водные просторы, пуская самодельные кораблики.

Выбравшись с Молдаванки, троица друзей закатала штанины обратно. Жаботинский вскоре окликнул извозчика, покинув компанию.

Корнейчук и Житков, никуда не торопящиеся, побрели неторопливо по умытым одесским улочкам.

— Знаешь, — сказал Борис, повернувшись к другу, — я сегодня впервые позавидовал. Мальчишка ещё совсем…

Коля не отозвался, только вздохнув в ответ.

— Знаешь, — сказал наконец он после долгого молчания, — я думаю, что некоторым просто дано. От Бога, или от природы, уж не знаю. А есть… просто.

— Хочется думать, — незамедлительно ответил Житков, — что мы — не просто.

— Хочется, — эхом отозвался Корнейчук, — и знаешь? Давай не будем просто!

Крепкое рукопожатие скрепило договор, и почти тут же Николай заулыбался.

— Я вот представил, что лет через сколько-то кто-нибудь скажет о нас — завидую я им! Столько успели! Представляешь?

— Не очень, — честно признался Борис, улыбаясь во весь рот.

— Вот и я — не очень! — засмеялся друг, — Но ведь даже великие делали когда-то первые шаги!

— Пошли, — развеселившийся Борис пихнул его в плечо, — великий!

* * *

Вылетев за ворота Училища стайкой воробьёв, мальчишки постояли недолго вместе, почирикали, да и фр-р! Упорхнули. Разлетелись по сторонам.

Воротившись домой, Санька помылся, поел, но мыслями всё время возвращался к произошедшему. Показалось? Или как тогда, в Одессе?

Решительно открыв альбом, он карандашом начал набрасывать лицо преследователя.

«— Может быть преследователя» — поправил он себя мысленно, — «а может просто, паранойя» Анфас, профиль левый, правый… Шаржировано подчеркнуть какую-либо особенность внешности или поведения.

Одного, потом второго, третьего. Одни и те же люди. В определённое время, в определённых местах. Меняются иногда, меняется одежда. Так? Не так? Посмотрим…

Неделю спустя Санька твёрдо уверился — не показалось. Намётанный художницкий глаз видит многое, да и кое-какие уроки опекуна оказались к месту. Не то штобы он сильно интересовался сыщицкими темами, но нахватался. А как не нахвататься, с таким-то окружением?!

Альбом заполняется потихонечку, портреты топтунов в маскировке и без. Профиль. Анфас. Под каждым — замеченные привычки, какие-то особенности. Где чаще всего меняются, где ково заприметил.

Тревожить опекуна лишний раз Саньке не хотелось, у тово сейчас своих проблем — во! По самое горлышко!

— Я на Хитровку, — предупредил он Марию Ивановну, — этюды рисовать.

В восторг женщина не пришла, но привыкла уже к своему беспокойному семейству.

— Осторожней, — тихо попросила она мальчика, застёгивая верхнюю пуговицу специального «Хитровского» пальто, — погоди!

Обсыпав его щедро персидской ромашкой, отпустила наконец.

На улице Санька не вертел особо головой, но держался настороже. Крутанувшись вокруг да около площади, высмотрел знакомое лицо, и к нему.

— Здоров, Котяра!

— Даров! — обрадовался уголовник, жамкая руку, — Сам как? Как Егор?

— Сам прекрасно, Егор скоро прибудет, — отрапортовал Санька.

— Дела пытаешь, аль от дела лытаешь[43]?