Отрывки из обрывков

Ничего нет тупее отстаивания точек зрения. Напугать можно – переубедить нельзя. Чем светлее и утопичнее идея, тем больше примеров ее провала. Поэтому здравые люди опасаются максимализма.

Когда диссидентское движение существовало как мировоззрение, оно было замечательным явлением. А когда возникает «долой», начинается глупость.

Максимализм предполагает всегда некоторую одноизвиленность в голове. Говорят: «У него в голове одна извилина». А если она огромна и занимает всю башку? А если извилина прямая, это уже месторождение.

Думающие люди или даже философы вынуждены реагировать, с одной стороны, на мировое потепление и приближающийся апокалипсис, а с другой – на положение в СИЗО Криводрищенска. Когда это происходит круглосуточно – размывается степень опасности.

Разбирал на даче старые книги и журналы и достал связку «Крокодила» с 1956 по 1960 год. Пузатый Дядя Сэм, американцы, карикатуры с атомной бомбой… Прошло 60 лет, эти журналы можно очистить от пыли и переиздавать.

«Санкции» – новомодный термин всемирной бездарности. Добавить одно «с» и получатся «ссанкции»: обоссать соседа вялой струей безысходности.

Во все времена эмоции, мысли и трибуны в России были идентичны. К примеру, был такой поэт Николай Щербина, который в середине XIX века написал:

У нас чужая голова,
А убежденья сердца хрупки…
Мы – европейские слова
И азиатские поступки.

Наша страна всегда преклонялась перед чем-то сильным, страшным и заманчивым, независимо от того, суровая эта заманчивость или благостная. Главное, чтобы было мощно. Потому что страна очень большая. Мелкий вождь не тянул. А крупный вождь сразу обретал вселенские масштабы.

Ведутся бесконечные разговоры: кто мы – европейцы, азиаты, татары, эскимосы, чукчи? Никто не может сообразить, что это вопрос чисто почвенный. Эскимос в доспехах, созданных самостоятельно, сидел в своей яранге, питался строганиной, ею же кормил собак и оленей. А через каких-нибудь десять тысяч километров с аналогичным лицом сидел человек в золотом бассейне.

Патриотизм привязан к месту действия. Эскимос – патриот «Эскимосии», а «каракумец» – «Каракумии». Соединить их в один патриотизм трудно. Нужен человек вне времени и пространства, целеустремленный и безразличный. В нем должна быть одна маниакальная идея властвования. Тогда он воплотит эту трудную задачу, и она продержится до нового фаната с новой безумной идеей.

Кто и как придумывает опросы и рейтинги? Темы – от сливного бачка до лидера всех времен и народов. С бачком проще – какой быстрее смыл, тот и лидер.

Кто предлагает кандидатов? Почему так часто колеблется состав претендентов? Как выбирать между Пушкиным и Сталиным?

Что касается опрашиваемых, мне кажется, лучше дождаться переписи населения, и каждый, кто хочет переписаться в население, должен назвать свою фигуру. Если не знаешь или не ту выбрал, не вписываешься в население.

Во всех рейтингах – явная дискриминация баб. Почему баллотирующиеся – в основном мужики? Хотя, правда, есть Терешкова – которую первой из дам забросили в космос, где, очевидно, инопланетяне посоветовали ей предложить в Думе обнулить президентские сроки.

Что сильнее бесит вождей – монотонная ненависть противников или унисон восторженных холуев?

Отрывок 12. Опасный вирус

Вранье достигло масштабов вируса. Пора создавать референдумы о необходимости лжи во имя великих побед. Бесконечно-привычное вранье – сегодня удел всех уровней. Даже в магазине «Рыболов» знакомая продавщица врет, что черви свежие, а они уже неделю лежат в холодильнике, как в реанимации.

Я вру круглосуточно. С разной степенью накала – ночью, записывая что-то на бумажках для этой книжки, думаю, что не вру. Вру! «Нет правды на земле, но правды нет – и выше». Выше – это где? У Боженьки или выше этажом?

Новые жанры: театр без зрителя, онлайн-селекторные совещания без результатов – бутафория деятельности. Очень осторожно нужно употреблять онлайн. Сидят любые начальники, беседуют и делают вид, что дико заинтересованы данной темой.

Часто вижу по телевизору, как самому большому начальнику докладывают, докладывают… Интересно, о чем думает большой начальник, когда выслушивает эту якобы правду? И о чем думает тот, который все время подготовленно врет этому начальнику?

Ужасно, если это профессия – постоянно слушать вранье. Большой начальник, наверное, думает: «Не пора ли снять этого идиота?» или: «Когда я поеду на охоту?» А тот думает: «Удалось ли удачно поврать? В баню бы сейчас».

Во время эпидемии большой начальник говорит, и мы видим на экранах пару десятков министров, внимательно слушающих и записывающих. И становится страшно: почему они, будучи министрами, не знали этого до выступления главного персонажа и вынуждены записывать, чтобы не забыть?