Оцепеневшие

Летит, мигает фарами, включил сирену.

– Соня! Соберись!

Пытаюсь привести ее в чувство.

– Нужна твоя помощь, – пихаю в бок. – Перелазь на заднее сиденье.

Она не соображает, но послушно отстегивается, перелезает.

А теперь выдавливай окно, доставай пулемет «максим» и отстреливайся от петлюровцев из нашей тачанки. Хотел пошутить, но не думаю, что сейчас правильное время и место. Не оценит.

Говорю ей откинуть крышку и вытащить тело из багажника.

– Надо выбросить труп.

Выбросим, и все. На ходу. Из окна.

Думаю, выбросить – все лучше, чем найдут у нас.

Соня против, машет руками, трясется, отказывается. Говорит, что не станет трогать мертвяка. Уперлась, дура, и ни в какую. Нет-нет-нет, говорит, плохая идея.

Да я и сам понимаю, что не лучший план. Но, а как по-другому? Ничего другое на ум не приходит.

Стараюсь убедить, объясняю.

Говорю, что посадят не меня, а ее. Известно, кого виноватым сделают. Это ж она убийца. Как складно получается. Сама подумай, говорю.

– Наняла такси, отвезла подальше в лес надоедливого мальчишку и отравила, безжалостно убила. А?

Что-то мои рассуждения делают только хуже.

Лицо ее бледнеет. Не хватало еще, чтоб сознание потеряла.

– Просто сделай! Доставай, говорю!

Мнется.

Ковыряет подлокотник, никак не разложит. Отдергивает руку, облизывает палец.

– Ноготь сломала, – злится.

Смотрю на приборку, стрелка в красной зоне вздрагивает и падает. Улеглась. Все, блин, приплыли… бензина совсем нет. Сколько сможем еще так проехать? Километр, два? Сто метров? Десять?

– Выбрасывай труп! Скорее!

Соня визжит, перескакивает на переднее сиденье и впивается своим сломанным ногтем мне в плечо.

– Да что с тобой? Совсем дура?

Она не отвечает. Трясется, хрипит, на лице застыл немой ужас.

Смотрю в зеркало, в дырке из багажника торчит голова Кирилла. Опухшее недовольное лицо с прыщами. Голова матерится, слюни брызжут, пытается пролезть в салон.

Живой.

Говнюк не умер! Живой, засранец!

– Дура, сядь! Живой же. Чего дергаешься? – Не могу сдержать радости.

Видимо, перепутали.

Может, он просто отключился от выпивки. Хрен знает. Детский организм так вот резко отреагировал на спиртное.

Кирилл выбирается, морщит лоб недовольно. Скрещивает руки на груди. Обижается, наверное, на нас.

– Хорошо, не выбросили, – подбадриваю Соню. – Хорошо.

А сам думаю – жаль, не успели. Пусть мелкий спасибо скажет, что стриптизерша медлительная попалась. Моя б воля, лежал бы он сейчас на обочине, завернутый в плед, и ждал, пока бродячая собака им пообедает.

– Опять не получилось. – Его голос непривычно грустный. – Досадно. И больно. Каждый раз больно.

Я смотрю в зеркало, на фоне мигалок сидит расстроенный Киря, трогает себя за лицо, разминает шею. Похоже, совсем не на нас злится. Он расстроен чем-то своим. Понятным только его индиговскому мозгу.

О чем он говорит? Что там у него не получилось? Плевать. Теперь мне грозит максимум штраф. Я не убийца.

– Вы меня в багажник? Как сраный чемодан? – Не успевает договорить, замечает преследователя. – О. Да у нас погоня! – Оживляется, расползается в своей гадкой брекетовой улыбке.

Да, мать твою, погоня. Из-за тебя, урода малолетнего, за нами теперь гонится пузатый постовой.

Я говорю, что сейчас, раз он жив, можно остановиться. Штраф выпишут, максимум – удостоверение заберут.

– Трупов в машине не везем!

Киря мотает головой – нет.

– Не смей тормозить!

Только остановись, говорит, скажу, что ты выкрал, похитил меня от родителей, от моих горюющих сейчас мамочки и папочки.

– Силой напоил и заставил прятаться в багажнике, – демонстрирует, как он, испуганный, в слезах, будет жаловаться следователю.

А еще, говорит, скажу, что насиловал меня. Отгадай, говорит, кому поверят.

Вот скотина. Прыщавый мне сразу, с первого взгляда не понравился. Наглый, невоспитанный, гадкий во всех смыслах.

Говорю, что в любом случае бензин на ноле. Лучше сейчас сдаться. Меньше проблем будет.

– До города не дотянем, встанем.

Прошу не подставлять меня, прошу, давай просто остановимся, не нужны мне проблемы с полицией.

– Гони! – Он тычет пальцем вперед. – Не хочешь проблем – удирай!

– Бензина нет! Алло! Глухой?

– Гони, сказал! – Паршивец бьет меня по затылку и отсаживается, чтобы я не смог дотянуться и дать сдачи.

Ну, гаденыш, только остановимся где-нибудь, жди. В конце концов, у меня был неплохой план, как избавиться от трупа.

Жму на газ.

Соня пристегивается.

Проклинаю себя за то, что связался с «этими», даже «чокнутые» для «этих» слишком нежное описание.

Топлива нет. Лампочка мигает. Я говорю Кире об этом. Говорю, что стрелка улеглась минут пять как.

Он словно не слышит или не понимает.

– Конченый, – кричу на него и смотрю в зеркало, – еще раз повторяю, бензина нет. Ты, конечно, можешь рассказать полиции всякого, но мы останавливаемся. Топливо. Бензин, понимаешь, за-кон-чил-ся.

Мы теряем скорость. С каждым метром я все ближе к тюрьме.

Двигатель кашляет.

Мелкий смеется.

– Просто рули и не переживай, – подмигивает.

Вот же прыщавый дебил. Я ему объясняю, а он свое талдычит.

Жми?

Жму!

А толку?

Тыкаю ногой в педаль.

Машина вновь начинает разгоняться.

Мотор рычит.