Оцепеневшие

Водитель внимательно читает, словно не может разобрать мой почерк. Крутит ручку громкости, вопросительно смотрит. Я показываю – достаточно. Пишу на листке: жми сильнее на газ, мы опаздываем, – и возвращаю блокнот.

Глухонемой кивает и все еще смотрит на меня.

– Едь уже! – я кричу и небрежным жестом показываю отвернуться от меня.

Соня пинает меня коленом. Жалостливая нашлась, неловко ей в такой ситуации. Нагрубил глухому пареньку… Я пинаю ее в ответ. Не надо мне указывать, как себя вести. Тем более Соне, которая едет мстить. Едет убивать людей из своего прошлого.

Водитель выворачивает руль. Встраивается в поток. Еле тащится. Может, он обиделся на меня? Гад теперь на каждом светофоре останавливается. Нарочно подкатывается, ждет, когда цвет сменится на желтый, и тормозит. Потом с места рвет, мол, он выполняет просьбу и торопится.

Премиум так премиум. Ничего не скажешь.

За весь путь я успеваю досчитать от ста до ноля и дальше. Досчитываю до минус сорока пяти, и наконец машина останавливается.

Расплачиваюсь. Строго по счетчику. Можно было совсем не платить, но обижать коллегу рука не поднимается. Никаких ему чаевых! Дожидаюсь сдачу, пересчитываю. Помогаю выйти Соне и со всей силы вколачиваю дверь в стойку.

Премиум-водитель лыбится и машет в окошко на прощание.

– Мудила! – показываю ему средний палец, и он уезжает.

Идем ко входу.

Меня все еще колотит после поездки. Не знаю, чего я так завелся. На самом деле нормальный он таксист. И, думаю, заслуженно в премиуме работает. Просто не люблю, когда меня везут.

– Стой, – прерывает мои говнокопания Соня.

Останавливаюсь, смотрю на нее. Кожа бледная, шея вжимается в плечи, коленки подрагивают. На себя не похожа. Укачало в дороге? Или нет?

Беру под руку, веду ко входу в заведение. Чем ближе бар, тем бледнее становится ее лицо.

Куда-то подевалась уверенная в себе, богатая женщина. Вместо нее на улице возле кабака трясется испуганная растерянная девчонка. В дорогом наряде, с брильянтами в ушах, испуганная растерянная девочка.

– Не волнуйся. Пойдем.

Нет-нет, машет в ужасе Соня.

– Нет, – говорит шепотом еле слышно.

С минуту стоим, курим на крыльце. Соня молчит, старается справиться с собой. Я тоже ничего не говорю.

В какой-то момент мне начинает казаться, что сейчас вызовем такси и вернемся в гостиницу.

– Все. Пошли. – Она бросает окурок под ноги и заходит в дверь.

Иду следом.

Музыка гремит. Пахнет сигаретным дымом и перегаром. Обыкновенно полно народу. Полуголые официантки разносят выпивку, танцовщицы вертят прелестями перед посетителями.

– Привет, Кнут! – Соня перекрикивает музыку, здоровается с охранником.

Амбал кивает головой, «здравствуйте». Он смотрит на Соню, старается вспомнить, где мог видеть ее. В посольстве? В турагентстве? Ах да. Может, адвокат, что в последний раз вызволила… Нет… В его огромной голове не может возникнуть и мысли о том, что эта девушка стриптизерша. Что она когда-то работала здесь.

Проходим внутрь.

Столиков свободных нет.

– Располагайся. Я сейчас вернусь.

Соня оставляет меня и уходит к барной стойке. Она о чем-то говорит с барменом, он в ответ кивает и куда-то показывает. Соня дает ему несколько купюр, берет бокал и идет за сцену.

Я сажусь за ближайший стол. За ним уже сидят, и я предлагаю уступить столик мне. На что ожидаемо слышу «пошел на хер». Оставляю на середине стола стопку зеленых и спокойно пододвигаюсь ближе к мгновенно освободившимся местам.

Заказываю выпить.

Сомнений быть не может, это тот самый бар. В котором я не раз бывал в своих путешествиях во время тренировок в лесу. Тот самый, возле которого подобрал клиентов – паренька и девушку.

Тот самый, с которого все началось.

На сцене гибкая девушка демонстрирует свои прелести. Не скрывает ничего. Можно было бы порадовать ее деньгами. Но… Нет настроения. Куда-то резко пропало. В таком месте не до веселья. Все смеются, показная радость на лицах. Задорные выкрики, громкий хохот. Но стены насквозь пропитаны печалью и одиночеством. В таком месте хочется пить, грустить, громко печально смеяться и умереть. Хочется пить и смотреть на стол, рассматривать узор заляпанной скатерти.

Хочется, чтобы все оставили меня в покое.

Узор на столе сменяется то полными, то пустыми бокалами. Я двигаю указательным пальцем в деревянной ложбинке столешницы возле пепельницы в такт грохочущему басу.

Идиллия.

Мертвецы-охранники смотрят за мертвецами, которые пришли посмотреть, как другие мертвецы вертят ягодицами со сцены, которой вовсе нет.

Идиллия. Или нет?

Я допиваю очередной бокал.

Оглядываюсь. В зале полно знакомых лиц. Я их всех знаю. Вернее, видел. Я смотрел на эту сцену глазами каждого из них много десятков раз. Их сознание застряло в этом баре. На годы. На века. Под одной крышей собрались мертвяки, для которых этот бар – вечный рай, – и мертвяки, для которых этот рай вечный ад.

Неподдельный ад.

Изо дня в день, не помня себя, невезучие девушки вынуждены выходить на сцену голышом и скручиваться в бублик перед одуревшей от желания публикой…

А хотя нет…