Отщепенка (СИ)

Я тоже всё ещё существую.

После той сходки я тщательно прорабатывала в голове сценарий. Не умозаключение из данных мне посылок, а именно сценарий полудокументального кино. С продуманными героями и скрытыми мотивациями, которые до умного зрителя следует доносить через малозаметные символы. Давнишняя схемка, чтобы не принимать случившиеся потрясения: вписываю в память кусок прошлого в своём личном изложении и прячу этот файл в долгий ящик. Порой, увы, будущее вносит в сценарии коррективы, а то и вовсе рвёт их на части руками гневного режиссёра. И все мои оправдания оказываются дерьмом.

Тот сценарий утверждался дольше других. В часы самоубеждения у меня то и дело болела голова и пересыхало во рту. Спустя неделю я-таки добилась своего. Тревоги и отчаяние отступили, и, полностью удовлетворённая, я вернулась к проблемам насущным.

Деньги на карточке стремительно таяли, а влезать в долги — крайне неудобно. Я начала прикидывать, куда меня возьмут без образования. Уж что-что, а руки мне пачкать не впервой. Перетерплю, главное, чтоб платили не гроши.

Однако и эта проблема вскоре разрешилась: нашёлся пряный такой вариант — буду баристой в модерн-кафе. Хозяину заведения я приглянулась, так что теперь впереди подготовительные курсы и немного фальсификации с медицинскими документами. Всё же, мне удивительно везёт.

***

С началом сентября я всё реже хожу греться на дикий пляж, и всё чаще топчу берцами пустырь у пригородной свалки.

От гостиницы бежать туда всего полчаса: по обочине дырявой дороги, туда, где в ночи седеет дым от длинных фабричных труб. Сняв с себя рюкзак и куртку, я отхожу на пару метров от залежей техники и начинаю растяжку. Сладостно разогреваются мышцы. Переношу вес с одной ноги на другую, тяну носки, до хруста сцепляю руки в замок за спиной. Тело не должно забывать.

Далее я повторяю элемент за элементом из своей одиночной программы. Парочка отточенных курбетов, двойное арабское сальто. Сегодня в моём теле небывалая лёгкость, изящным росчерком переворачиваюсь в воздухе и, не зашатавшись, мягко приземляюсь.

Но один лишь шорох за башней телевизоров вынуждает остановиться. Раздражённо говорю в темноту:

— Тебе не удастся подкрасться.

Чёртов Эраст на целый месяц забыл дорогу к этому месту, а теперь зачем-то приспичило!

— Этими кувырками ты вряд ли кого-то уделаешь, — опа, трезвый голос. — Лучше бы поучилась настоящей борьбе.

— А я ни с кем драться пока не собираюсь!

Эраст всё ещё прячется за грязными корпусами громоздких ящиков. Гляжу, а моих вещичек, повешенных на угол жидкокристаллической «Соньки», как ни бывало. Вот мудень не уймётся! Цежу с раздражением:

— Ну-ка отдал мне всё!

И тогда он подходит широким шагом, останавливается впритык и четырёхпалой лапой хватает меня за подбородок. Скуластое лицо Эраста сатирски заострено в темноте, у его тренча жутко измят воротник, а дуло моего же Глока красноречиво упирается мне в лоб.

— О чём и говорил. Сейчас я просто отнял пасочку у малышки. Выбить у тебя пушку будет не сложнее. А ты ведь даже не знаешь, как себя защитить в таком случае, детка…

Эраст поправляет резинку моих очков, дёргает за прядь у макушки.

— Хотя… Следуя закону естественного отбора… Почему бы не прекратить жалкое существование отщеплённой сучечки?

Палец тянет спусковой крючок.

— Вау.

Мы оба знаем, что магазин пуст.

— А теперь отдавай, — и только попробуй начать игру «в собачку».

— Да забирай, мне не нужно это барахло, — Эраст швыряет мне Глок и куртку с рюкзаком. — Где ты вообще достала настолько дерьмовую модель?

Я начинаю быстро собираться — не вышла сегодня тренировочка.

— Подарил один человек.

По идее, на этой фразе меня должна была пробрать волна воспоминаний… Но нет.

— Ваш революционный вождь?

— Вождь? Мы не дикарское племя. А революцией сейчас и в помине не пахнет.

— А пахнуть будет плохо… — Эраст присвистывает. — Знаешь, на тебя так смешно смотреть со стороны: корчишь невъебически крутую, а сама — сопля-соплёй.

Плевать. Меня столько раз называли пыжащейся малолеткой, что эта формулировочка давно потеряла всякий вес.

— Власть не обосрётся в страхе от ваших выкриков на площадях. Просто упрячут в тюрягу, или в психушку, — Эраст продолжает сотрясать проржавевший воздух. — Ты совсем не боишься за свою шкуру? Даже сейчас, разгуливаешь ночью по свалке в компании похотливого дядьки.

— Дядька! — позволяю себе хохотнуть от нелепости этого слова.

Я обхожу Эраста и начинаю осторожно спускаться по испещрённому грязевыми ямками склону. Ставлю ступни боком, всё равно немного скользя по намокшей старой траве. Внизу шумит пахучий ручеёк, вытекающий из поражённой коррозией трубы, что притаилась в толстой бетонной раме.