Отщепенка (СИ)

С полчаса мы обмениваемся анекдотичными случаями, смеёмся и вытираем салфетками рты. Где тут вспомнишь о людях с лампочками на головах? Весёлость пропадает, когда идём по проспекту к дому Джеймса, и на том самом перекрёстке я вижу только гонимый туда-сюда ветром плафон из папье-маше. Мы сворачиваем в переулок, однако могу с уверенностью сказать, что парня, попавшегося мне первым, на месте тоже нет.

— Скажешь мне пароль от своей сети? — без обиняков прошу Джеймса, сгорая от нетерпения.

— Без проблем, — кивает тот.

— Ты ведь видел этих протестующих, — допытываюсь, перепрыгивая ступеньки перехода. — Давно у вас такое?

— Да третий день на улицах трутся. Я вначале подумал, что эти чуваки так Хэллоуин празднуют, — Джеймс фыркает в шарф. — Не вполне смог перевести, что они на своих табличках пишут, но сообразил, что, вестимо, не конфеты им нужны. А новостей я принципиально не читаю, так что извини, посмотришь сама.

Киваю и опускаю взгляд. Заснеженная дорога под ногами уже изъедена грязевыми гангренами. Осенний снег, снег-торопыга, что тает в мутные лужи спустя день, что не в силах закрыть трупные ветки голых деревьев и томящееся в перегное листьев дерьмо. Двор Джеймса выглядит глухой безглазой букой, разменявшей не один век — ронять себя в подобном месте я бы не рискнула.

Квартирка, напротив, оказывается куда прилизанней, чем у бывшего моего соседушки, и хорошо прогретой. В прихожей над галошницей, куда я кинула свою кожанку, висит картина гигантского шоколадного пончика, что величаво везёт грузовик под полицейским конвоем. С глубокомыслием пялюсь на неё, пока Джеймс убирает с дивана шуршащие упаковки. Вдруг за окном пронзительно сигналят машины, квакают неугомонные дудки болельщиков — чьи-то ежеметатели-таки урвали кубок. Джеймс, поморщившись, запирает форточку, приглашает меня на диван, а сам уходит за чаем.

Когда же наша тайная страничка загружается, поток информации на меня вываливается просто чудовищный. Прохлопать взбеленившую общество выходку правительства, ну какой я стала раззявой!

Пролистав сотни сообщений, кое-как вычленила главное.

Проеденную эпопеей с камерами дыру в госбюджете решено было залатать повышением тарифов на электричество, аж на десять процентов и прямо с начала следующего года. Объявили весть под свистелки и перделки ежовой дребедени, чтоб затерялось в нагнанной эйфории всеобщего праздника. Ан-нет, не вышло, народ вновь изволил негодовать. Понимая, что масштабные протестные акции вплоть до церемонии закрытия провести не удастся, активисты решились на одиночные пикеты и подсовывание листовок иностранным гостям, мол, знайте, что у нас за декорациями.

Нервно зажевав изнутри щёку, припоминаю, сколько скушали у меня коммунальные расходы в прошлом месяце. Вот что значит, на своей шкуре. Это в лицее я на всём готовеньком жила и денежки тратила на пудры и конфетки, а что людей налогами обирают, лишь краем уха слышала. Да и с Эрастом особо забот не знала.

Читаю дальше и выясняю, что во многих городах готовят массовые протесты, завтра негодующими заполнится здешний центр, а уже через день забастовки и волнения должны накрыть Столицу. Горько иронизирует по поводу происходящего Горич, простынями пишет хлёсткие прокламации Вик. Вик, вернувшийся с морей, Вик-что-всё-также-на-нерве. В начавшейся дрожи я ухмыляюсь, глядя, с каким ядом он отзывается о лидере либеральной оппозиции, «оппозиции на коротком поводке», мол, опять притащатся за ним разодетые модники, которым лишь бы эффектное фото сделать да поорать для фана.

Сенсор клавиш плохо воспринимает мои онемевшие пальцы, я приказываю себе глубоко вдохнуть и под конец проверить личную почту. Увиденное будто погружает в горнило: час назад Ирвис прислал мне четыре строчки: «заскочил к тебе за ежами, а блондиночка сообщила, что ты в разъездах», «уверен, ты вернёшься, как только всё узнаешь», «наше дело нуждается в тебе» и приглашение на очередную явку, завтра в ночь.

Потрясённая, я какое-то время сижу в ступоре, скосив глаза так, что строчки расплываются.

— Свершилось… — шепчу, ещё не разобрав, что «свершилось» конкретно.

— Вас ждут великие дела? — это Джеймс приходит с чаем.

Я инстинктивно прикрываю планшетку. Переполняющие впечатления колют на языке, но довериться Джеймсу… Нет, рискованно.

— Да знаю я о вашем предприятии, — он улыбается, угадывая мои мысли. — Наш общий друг давно мне всё растрепал. А быть сексотом мне не с руки — подслушивать-подглядывать — только лишние силы тратить.

Джеймс хочет, чтобы я расслабилась, чем вызывает у меня новую волну жаркого ступора.

— Мне придётся завтра уехать, — бормочу замогильным голосом, в голове беспорядок, и чётко выделяется лишь ничтожное сожаление о холстинковом покрывале, что так и проваляется, смятое, в рюкзаке.

— Раз это настолько важно — пожалуйста, — Джеймс ничуть не расстроен, но странно серьёзен.