Отщепенка (СИ)

В наваристом молчании я быстро отвечаю Ирвису и закрываю страницу. Пора собраться с мыслями, пока утопическая романтика не опьянила с концами. Всего-то первая моя акция протеста, не стоит писаться от счастья, словно угнетённые народные массы со дня на день уничтожат единовластие и воцарится долгожданная анархия. Однако от предвкушения почти колотит, нехорошо, совсем нехорошо.

— Важно, — роняю над кружкой чая. Горло дерёт сухость, и я с наслаждением прихлёбываю. — Люди восстали, и я должна быть с ними. Знаешь, Джеймс, я слишком долго пряталась под панцирь.

— А могли бы вместе оттянуться, пива попить, по крышам поскакать. Не злись, но мне кажется, ты не на то тратишь свою молодость.

Ого! Не ожидала от Джеймса заявлений в духе псевдосердобольных статей из правительственной газетёнки.

— То есть, зря отвечаю на творящийся беспредел? А если мне режет глаза, что власть имущие используют своих граждан, как обслугу? Которое тысячелетие сношают их, распластав в грязи? Только гражданам в какой-то миг сиё надоедает, горбатиться на дядю за копейки, платить занебесные налоги, а потом читать сказочки от правительственных писак. Видишь ли, Джеймс, всё предельно просто: Головецкий и его жирующая элита позабыли, что вытащены были из обыкновенных кровящих вагин, а в отмеренный срок, откинув копыта, расслабят сфинктеры, так же, как и кончившиеся работяги.

Горячка жаркими лапками вошла в мой рассудок, и я уже не замечаю, как Джеймс откровенно подхихикивает.

— Всех уровнять — прекрасная мечта, — говорит он, когда беру передышку. — Увы, человеку без контроля весьма вероятно снесёт крышу. Каким бы социально ответственным он себя не мнил — по себе знаю.

— Никто не обещает всё и сразу. Третий век ведь идём к анархии. Знаешь, сколько ребят на новой волне к движению примкнуло? А сколько примкнёт? В очередной раз люди убеждаются в дряхлости нашего государства, так не пора ли активнее распространять идеи анархизма?

Я коверкаю союзы и нещадно путаю времена, но шпарю, аки Эмма Гольдман. Ну, или хотя бы, как наша Марта.

Джеймс заинтересованно кладёт голову набок:

— Этих анархизмов, их ведь несколько. Какой же в вашем кружке… проповедуют?

Вопрос меня внезапно озадачивает, аж пропускаю пассаж про «проповедование».

— Ну… Мы за основу брали идеи Бакунина с Кропоткиным, Беркмана. Прудона ещё с его мютюо… Мютюэлизмом, вот. Правда, экономические планы мы редко обмозговывали… Анархо-социализм с анархо-синдикализмом, получается. Ирвис, наш товарищ, очень за самоуправление трудящихся радел…

Про то, что в Гориче я давно заподозрила анархо-либерала, решаю умолчать. Серьёзно, мистер Синклер, ты застал меня врасплох — судить я могу только по самым активным ораторам кружка, а их в Столице десятка два. Остальные или поддакивают, или молча впитывают высказанное.

— Ну хоть какая-то конкретика! А то спросил я нашего милого друга, и он в такую болтологию ушёл. Ничего теперь не припомню. Нда…

Джеймс мыском тапка выдвигает ящик внизу дивана и достаёт новенькую пачку папирос.

— Я подымлю, хорошо? — шуршит целлофаном.

— Да пожалуйста, — хотя я порядком отвыкла от табачного запаха. Эраст и Вик любили прикладываться к бутылке, но курящими я их ни разу не видела, а уж Жанетт воротит даже от слабого дымка.

Зато, когда Джеймс затейливо выдувает колечки, сразу вспоминается Совушка, что с вороватым пафосом смолил мамашины сигаретки, а потом зарывал окурки под лицейскими яблонями. Только рожа у того более напыщенной была.

— Одно хорошо, — Джеймс вертит папиросу в пальцах. — Ты ищешь для своей страны блага, не норовя сбежать к другой стороне лужайки. А то моя знакомая фемина здоровски выносит мозг нытьём о съёбывании из вашего тёмного царства. Что до изложенной идеи… Красивая, бесспорно. И утопическая до жути. Если скоренько вообразить, как вы внедряете свой анархизм в общество, то в лучшем случае, видится повторение истории с коммунарами.

Прошерстив свои знания, относительно пресловутой Коммуны, я с неудовольствием отмечаю их скудность. Свет моих очей Бакунин ей восторгался в своей статье, в ней же, вроде, уподоблял государство бойне. Но имена, даты, события — провал.

— На что намекаете, уважаемый мистер? — спрашиваю.

Джеймс елозит окурком в пепельнице, затем поворачивается ко мне и отблескивает очками северносиятельные блики.