– Зачем же самим? – Одоевский поманил целовальника, со слезами жалости на глазах отсчитывающего сдачу. – Скажи мне, человек любезный, вот этой мелочи хватит на доставку нашего бочонка недалече отсюда, в казармы Московского пехотного полка?
Целовальник повеселел и кивнул:
– Сей же миг доставим! Кого там спросить и кому отдать?
– Спросить командира, а отдать мне.
– А-а-а…
– Ещё что?
– Тебе отдать, это кому?
– Экий ты бестолковый! Спросишь десятника Маментия Бартоша или кого-нибудь из его десятка.
– Того самого Маментия Бартоша? – ахнул целовальник.
– Других Бартошей у меня для тебя нет!
– И тот самый его десяток?
– Какой же ещё?
– А ты, господин дружинник, кто будешь?
– Конь в пальто! – ответил Дмитрий присказкой старшего десятника Лукьяна Петрищева. – Одоевский я.
– Господи, чудо-то какое! – целовальник с круглыми от непонятного удивления глазами отбросил медную мелочь обратно в ящик и выложил на прилавок талеры. – Не имею права брать деньги с таки людей!
– С каких? – поинтересовался Маментий.
– С таких!
Десятник хотел узнать подробности, но Митька, обрадованный возможностью бесплатно разжиться медовухой, потянул его к двери. На ходу обернулся:
– Так что в самом скором времени ожидаем.
– Лично привезу, господин дружинник. И всем буду говорить, что десяток Маментия Бартоша предпочитает меды именно из моего кружала.
И уже на улице Влад Басараб задал закономерный вопрос:
– И что это сейчас было?
– И какого хрена? – добавил Миша Бутурлин, обычно ещё более немногословный, чем Верейский.
А Фёдор Ряполовский почесал затылок и глубокомысленно изрёк:
– Отечество любит и ценит своих защитников. А мы, это они и есть.
Заселение в казармы Московского пехотного полка прошло легко и без ненужных вопросов, благо кони и основная часть поклажи были оставлены под присмотром Государевой Безопасности. Сонный младший полковник встретил появление гостей как должное и само собой разумеющееся, и даже не стал интересоваться именами. Только уточнил:
– Из Смоленска? И как там?
– Воюем, – пожал плечами Бартош. – Всё как всегда.
– Понятно. Наши сейчас на стрельбище, – младший полковник с завистью поглядел на ППШ-2 за плечами дружинников. – Новые пищали недавно поступили, вот и осваиваем. А вы занимайте хоромину «Аз» на третьем поверхе, как раз всем десятком поместитесь. Насчёт питания я сейчас распоряжусь, но если захочется разнообразия, то можете закупить в полковой харчевне.
– А баня? – Маментий почесал отбитую седлом задницу.
– У нас душевые из Беловодья! – с гордостью ответил младший полковник. – Я сам всё покажу и научу!
– А что, мудрёнее чем стрельба из пищали?
– Нет, но… Да вы сейчас сами всё увидите.
Впрочем, в этих душевых кроме названия не было ничего необычного – сюда поворачиваешь для горячей воды, сюда повернул – холодная потекла. Чтобы в этом не разобраться, нужно быть совсем уж на голову скорбным. Видимо в полку такие и служили, потому что младший полковник от душевых перешёл к правилам пользования тёплым нужником с особыми чашами. Маментий ещё подумал, что за такое название чаши устроителю нужников неплохо бы разбить рыло ногами. Особыми могут быть только войска особого назначения, а не сральни, пусть даже они и тёплые.
Зато Митька Одоевский с самым умным видом кивал, поддакивал в нужных местах, и задавал вопросы:
– Стало быть, господин младший полковник, старые онучки туда бросать не следует? И сапог прохудившийся, что в починку уже не берут, тоже нельзя? А блевать с перепою туда с какого чина можно?
– Э-э-э… – младший полковник подозревал насмешку, но Одоевский имел вид любознательный и заинтересованный, как у барана перед новыми воротами.
– Тут вообще ничего делать нельзя, кроме как использовать по прямому назначению! Понятно ли объясняю, господа дружинники?
Митька кивнул и собрался задать очередной вопрос, но тут прибежал дежурный дружинник и всё испортил:
– Там Маментия Бартоша спрашивают! Или кого другого из его десятка! Бочонок мёду стоялого привезли, отдать хотят лично в руки.
– Экие затейники, – хмыкнул младший полковник. – Где же я возьму того самого Маментия?
Одоевский хрюкнул, прикрываясь ладонью одной руки, а другой указал на десятника:
– Зачем его где-то брать, если вот он здесь?
– Кто?
– Да Маментий Бартош же!
– Не может быть!
Митька пожал плечами, подивившись странному поведению младшего полковника, и убежал вместе с дежурным за медовухой. А упомянутый младший полковник вдруг сделался на диво косноязычен, краснел, бледнел и потел попеременно, и в конце концов смылся под благовидным предлогом.
– Да и хрен с ним, – решили дружинники, а Иван Аксаков даже скрутил дулю ему в спину. – Кто нынче будет нашим виночерпием? Наливай по единой перед помывкой!