Отшельник 2

– К оружию! Живьём брать демонов! (Автор мысленно благодарит Михаила Булгакова и Леонида Гайдая, но пребывает в искреннем заблуждении, что это не цитата из них, а именно первоисточник)

ППШ-2 у каждого под рукой. Не на виду, но рядом, достаточно потянуться и взять. А уж зарядить дело настолько привычное, что занимает считанные мгновения. И вот через эти самые мгновения семь стволов недобро глянули на былинных богатырей, в три крепких ореховых приклада с кованными назатыльниками дали поддых любителям дармового угощения. Если точнее, то поддых получили двое, а скрючившемуся предводителю прилетело по хребту, что тоже не является верхом приветливого обращения. Причём прилетело аж два раза.

– Влад, остынь! – одёрнул Маментий разошедшегося волошанина. – Дракул ты наш кровожадный, прекрати дубасить человека, всё же не мадьяр какой, а вроде как свой, хоть и тупой как полено.

– А вдруг мадьяр? – не сразу согласился Басараб. – Проверить надобно.

– А мы проверим, – кивнул десятник. – Одоевский, давай в Государеву Безопасность к Кутузову, а я им сейчас устрою небольшой допрос. По-нашему, по-смоленски… Иваны, вяжите их крепче, а два Михаила пусть жаровню приготовят.

– Печка же топится, – откликнулся один из Михаилов, который Бутурлин.

– Угу, тогда кочергу на угли, и ещё что-нибудь железное.

Одоевский, ещё не отбывший с извещением в Государеву Безопасность, глубокомысленно заметил:

– Ежели они демоны, то осиновый кол самое то будет. Можно даже в гузно забить, чтобы воздух злыми ветрами не портили. Но ты, Маментий, командир, тут только тебе решать. Но подходящий кол я отыскать попробую.

– Погодите, – едва слышно пискнул предводитель московских пехотинцев, почти уже оклемавшийся после удара тяжёлым сапогом волошанина. – Так вы тот самый десяток особого назначения того самого Маментия Бартоша?

– Других Бартошей у меня для вас нет»

– А ты Одоевский?

– С утра был им, – согласился Дмитрий. – Но если командир прикажет, то не буду.

Добрый молодец спал с лица, хотя казалось бы и некуда:

– Простите, господа дружинники и господин десятник, но между нами возникло непонимание. Мы же хотели пригласить уважаемых воев, буде те не погнушаются нашим угощением, и попросить рассказать о славных делах их десятка. В нашем полку никто в боях не был, и послушать…

Одоевский рявкнул, не давая былинному богатырю развить мысль:

– Сабочьей манды кусок! Да ты бы знал, как мы…

– Дмитрий, охолонись, – остановил товарища Маментий. – А то сейчас наговорите друг другу такого, что потом его и вправду только на кол, а тут вроде как нам угощение предлагают. Ведь предлагают, не так ли?

– Так! – с готовностью подтвердил представитель общества Московского пехотного полка. – Меня Петром зовут, а это мои братья двоюродные Мишенька Нарышкин и Вася Куракин. А я, стало быть, Милославский.

– Родственники, ети их в душу, – вздохнул Одоевский. – Плюнуть некуда, везде родственники.

– Так осиновый кол теперь без надобности? – на всякий случай уточнил Влад Басараб.

– Если только позолотить… но тут зависит от полноты налитой чарки.

– Да там всё готово! – Милославский дёрнул связанными за спиной руками. – Мы же со всем вежеством пришли пригласить, но нас неправильно поняли.

А Маментий опять не понял странную перемену в поведении московских пехотинцев, случившуюся при упоминании его имени и его десятка. Да что же это такое творится, люди добрые? Ведь если так дальше пойдёт, скоро им непослушных детишек начнут пугать. Кому это понравится?

Затянувшееся почти до утра торжественное возлияние с «обществом в лице его лучших представителей» ясности не добавило. Московские пехотинцы восторженно таращили глаза, млея от самой возможности близко увидеть дружинников «того самого» десятка, а на прямые вопросы что-то невнятно мямлили в ответ. Даже сотники и младшие полковники, с удовольствием принявшие участие в мероприятии, лишь с завистью вздыхали и говорили что-то вроде этого:

– Твоя скромность, друг Маментий, гораздо больше твоей славы и твоих подвигов. Но государь-кесарь, да храни его Господь, позаботился о том, чтобы отчизна знала своих героев! За твоё здоровье, друг Маментий, и за здоровье твоего замечательного десятка! Эй, кто там разливает? Почему чарки пустые?

Всё встало на свои места на следующий день ближе к полудню, когда на гудящую голову Маментия Бартоша обрушилось стихийное бедствие по имени Софья Маментиевна Бартош, заявившаяся в сопровождении старшего брата и трёх охранников в мундирах государевой стражи. Девочка с милой непосредственность забросала приёмного отца вопросами:

– Батюшка, а ты и в правду тот самый знаменитый Маментий Колосажатель? А кто здесь Фёдор Верная Пуля? А где Влад-Дракон Мадьярская смерть?

– Э-э-э… – только и смог ответить десятник.

Но Софья его уже не слушала, она дёргала Ивана Аксакова за рукав полосатого халата:

– А ты Татарин Ляшская Погибель, да? Покажи мне Ивана Стальную руку!

– Софьюшка, – Маментий наконец-то пришёл в себя от взрыва детских восторгов, – я тоже очень рад тебя видеть, и ещё больше рад тебя слышать… Но говорить ты стала слишком много и слишком быстро.