Отшельник

Она не ответила. Эрхард придвинулся ближе, чтобы видеть ее лицо, ее глаза. Ее лицо по-прежнему красиво и по-прежнему удивляет его своей прямой простотой: никакой косметики, никаких серег. Но приглядевшись, он понял, что красоты больше нет, она ушла. Ничего не осталось, спасать нечего. Он не мог точно сказать, что изменилось, но ее лицо стало как маска. Как будто глаза и та личность, которая внутри, принадлежат кому-то совершенно другому. Она моргала. Ее глаза блестели, а зрачки были слегка расширены, словно в темноте. Это глаза живого существа, но не той молодой женщины, которую он знал. Он хотел позвать ее по имени, обнять – пусть даже в последний раз. Впрочем, все не важно. Обнимать больше некого – остался набор клеток. Она дышала при помощи аппарата, но это не Беатрис. И все же в память о прошлом он гладил ее грязные, сальные волосы.

– Э…

Эрхард был почти уверен, что слышит пиканье аппаратуры. Ее губы не двигаются, но с них слетает звук:

– Э…

– Би, это ты, Би? Ты здесь, Би?

Он не сводил взгляда с ее сухих губ. Они приоткрыты. Как будто она не может их облизнуть.

– Эм…

– Беатрис, ты меня слышишь? Кивни или скажи «да», если ты меня слышишь!

– Э…

– Беатрис, кто это сделал? Кто тебя ударил?

– Эма… – Звуки с трудом вылетали из ее горла. Она моргала. Это было невыносимо. Как ей, должно быть, больно! Глаза Эрхарда наполнились слезами.

– Беатрис, очень важно, чтобы ты мне ответила. Постарайся, пожалуйста! Кто это с тобой сделал?

– Э…

Она умолкла.

Прошло несколько секунд. Эрхард не смел пошевелиться. Глаза ее оставались открытыми, неподвижными. В изголовье кровати загорелась красная лампочка.

Не без труда он подполз к телефону. Он выучил номер доктора наизусть, но пальцы с трудом нащупывали большие квадратные кнопки. Пришлось долго ждать, прежде чем доктор ответил. Эрхард испытывал такое облегчение, что его била дрожь.

– Мичель, это я. Она говорила!

На том конце линии повисло молчание.

– Не может быть, – просто ответил доктор.

– А сейчас она… она снова ушла, и аппарат шумит, гудит.

– Все нормально?

– Нет, она упала с кровати и запуталась в шнурах и проводах.

– Уложите ее снова в постель, поправьте аппаратуру. Пусть отдохнет. Возможно, она снова очнется. Возможно, ее тело посылало знак.

– Знак? Что вы имеете в виду?

– Некоторые пациенты ненадолго просыпаются, выходят из комы… а потом тромб проникает в сердце или в мозг.

Иногда профессиональное хладнокровие доктора вызывало у Эрхарда отвращение.

Он бросил трубку, подбежал к ней. Поправил катетер, трубку, как его учили, наложил маску. Аппарат запустился снова. Пульс у нее еле слышный и неровный. Пиканье прекратилось, но красная лампочка не мигала. Пижама на Беатрис порвана, и он видел в прореху ее кожу и обвисшие груди. Эрхард почувствовал себя ужасно; ему было тошно при виде такой Беатрис. Еще тошнее ему стало из-за собственных фантазий, какие возникали у него при виде ее тела. Как будто он хотел именно ее тело, а не ее саму. Наконец-то он понял, что все было наоборот: поскольку от нее осталось только тело, только оболочка, он больше не испытывает никаких желаний… Даже кожа у нее не смуглая, а серая, как дешевая мука.

Мочеприемник почти полон; он взял в туалете новый и поменял его.

«Эма»… Хотя она говорила тихо и невнятно, ошибиться невозможно. «Эма»… Жаль, что она не в частной клинике, далеко отсюда, далеко от «Эмы» и от него. Сейчас уже поздно о чем-то сожалеть, но, может быть, еще не поздно зайти с другой стороны. Может быть, еще не поздно…

Стук в дверь. Осторожный, ритмичный стук.

Он понятия не имел, кто к нему пришел. После его возвращения прошло минут пять, не больше. Он закрепил мочеприемник и замер, ожидая услышать шаги в коридоре или грохот лифта. Но ничего не услышал. Он осторожно подошел к двери. Снова услышал стук.

Эрхард отошел на несколько шагов и отвернулся.

– Кто там? – крикнул он в гостиную, изображая, что он в глубине квартиры.

– Сеньор директор, вы дома?

Глупый вопрос. Он узнал голос соседки снизу.

– Минутку, – сказал он. Закрыл дверь спальни. Он не знал, что думать об этой соседке. Если она – обыкновенная проститутка, то ведет себя почти до нелепости наивно. Но она подозрительно настойчива. Возможно, она обходит все квартиры. Или ей просто одиноко. Он чуть приоткрыл дверь.

– Я вам помешала? Вы один?

Она смеется. На ней все тот же наряд. Похоже, она под кайфом; нос у нее покраснел.

– Все нормально.

– Вы один? – переспросила она.

– Да, я…