Надо двигаться. Скорее в машину – и вперед, на дорогу. Хотя от него воняет мочой, он не хочет тратить время на душ; наскоро умылся ледяной водой и пригладил руками волосы. Найдя в холодильнике сосиски и оливки, он бросил их в дорожную сумку и поехал на лифте вниз, прямо на парковку. Сел в машину, поехал по городу, не снижая скорости. Он мчался по шоссе в сторону дюн.
Эрхард колесил по округе целый день, пытаясь что-нибудь придумать.
Он предпочел бы обратиться в полицию. Он испытывал детскую потребность выплакаться, все кому-то рассказать. Пусть преступников ловят стражи порядка. Ему одному с ними не справиться. Пока дело касалось только Рауля, Беатрис и Алины – а также врача, судмедэксперта, моряков на Тенерифе и фотографий мальчика в картонной коробке, – он еще как-то вертелся. А сейчас – нет. Сейчас в игру вступили Эммануэль Палабрас, боевики, которые применяют насилие. Его мутит при одном воспоминании о типе в темных очках. И разумеется, обратиться в полицию он не может, потому что тогда придется признаться Берналю во всем, в том числе рассказать про Алину и Беатрис. Тогда он вляпается в целую кучу проблем.
Ему стало так страшно и так не по себе, что он был не в состоянии ничего придумать. Обычно умные мысли приходят ему в голову, пока он ездит вокруг Эсквинсо и назад через ЛаПаред, а потом по трассе FV-605. Но не сегодня. Сегодня он ездил по незнакомым дорогам. Чтобы растянуть время, он ехал медленно. Несколько раз обогнул Туинехе. Заехал на одну из тамошних заправок. Ему посоветовали справить нужду сзади, в кустах. Но Эрхарду не хотелось идти в кусты – там кошки пожирали остатки какой-то крупной птицы. Заправщик все болтал о дожде.
– Сегодня боги разгневались на нас, – сказал он, забыв дать Эрхарду сдачу.
– Разве они не гневаются на нас всегда? – спросил Эрхард.
Совсем рядом живет Моника.
Заглушив мотор, он смотрел на ухабистую дорогу, ведущую к ее дому. Ему нужно было с кем-то поговорить. Особенно приятно говорить с Моникой – она замечательно умеет слушать. Он не знал, что именно ей можно рассказать и как она отреагирует на его слова. Вместе с тем, он боялся того, что будет, если он ничего ей не расскажет. У него было такое чувство, что, если он с кем-то не поговорит, развалится на куски.
Ему было очень страшно. Страшно привлекать ее к своим делам. Направлять типа в темных очках к ее дому. Он боялся, что Моника пострадает из-за него. Припарковавшись за углом, поставив машину так, чтобы ее не было видно с главной дороги, он пешком подошел к ее дому.
Открыв дверь, она смотрела на него в замешательстве. Она его явно не ждала.
– Мы разве договаривались о встрече?
– Я просто проезжал мимо.
– Ладно, – сказала она, впуская его в дом.
Внутри было темно и не убрано. Совсем не так, как по средам, когда он привозит Ааса. Занавески задернуты, на диване валяется одежда; Моника поспешно схватила ее и унесла в спальню. Эрхард подумал: наверное, она делает генеральную уборку перед еженедельными визитами Ааса. Он-то думал, что дом у нее всегда безупречный, со свежесрезанными цветами и чистым, выглаженным посудным полотенцем у кухонной раковины. Но, может быть, она прибирает только раз в неделю. Ради сына. А может быть, даже ради Эрхарда.
Моника внимательно смотрела на него.
– Вот, значит, как?
– Я проезжал мимо.
– Верно, но сегодня не среда.
– Можно сесть? – Он плюхнулся на стул. На столе лежала колода карт и стоял полупустой бокал с красным вином. – Раскладываешь пасьянс «Солитер»?
– Не совсем.
Только теперь он заметил, как хорошо она одета. На ней синее платье и колготки, а лиф такой открытый, что видна ложбинка между грудями и цепочка с кулоном – маленьким якорем. Должно быть, она собиралась уходить – поехать в центр города, на свидание или в ресторан. Он хотел снова взять ее, как в прошлый раз, но грубее – в каждой комнате дома, чтобы она громко кричала.
– Чего ты хочешь? – сурово спросила она.
– Да вот, решил зайти поговорить.
Моника усмехнулась. Нехороший знак.
– Значит, поговорить захотелось… Неудачное ты выбрал время.
– Ты куда-то собралась?
– Потому что устала ждать.
– Что, прости?
– Я ждала, но больше не буду.
Эрхард вспомнил, как его родители говорили о нем в его присутствии, как будто его с ними нет.
– Не понимаю, о чем ты, – сказал он.
– Вот в том-то и дело! Я все надеялась, что у нас что-то получится. Что-то действительно получилось, а дальше? Пять дней молчания. В моем возрасте это слишком долго. Я больше не хочу играть в такие игры. Буду жить дальше.
– Я не знал, что ты ждала.
Она снова засмеялась. Смех у нее был неприятный. Потом она допила вино.
– Ах, Эрхард. Давай не будем ссориться.
– Зачем нам ссориться?
– О чем ты хотел со мной поговорить?
– Не важно. Как-нибудь в другой раз.
– Говори, Эрхард.
– Не сейчас.
– Говори, или я… я…
Ему не хотелось рассказывать о Беатрис. Не хотелось ни во что вовлекать Монику.
– Я больше не могу возить Ааса. Ты, наверное, права. Я должен ненадолго уехать и решить кое-какие вопросы, поэтому я больше не могу его возить. Не могу, и все.
– Отлично, – сказала она, ставя бокал на стол. – Так даже лучше.
– Ты серьезно?