Отступление

      К удивлению противника, только что казавшийся поверженным катер ожил. 'Самураи' собирались взять советских моряков на абордаж - красиво, без крови. Продемонстрировать силу и унизить Союз зрелищем сдавшегося в плен боевого корабля. Секундное промедление, однако, стало роковым. Не ожидавшие отпора, первыми от огня зенитных орудий вспыхнули легкие катера, а затем ракетный удар накрыл спешившие от береговых баз десантные корабли.

      Конечно, не все так просто: управляющие терминалы перегорали, отключаясь один за другим, а было их и так немного. Черный, пробивающийся сквозь фильтры чад застилал все вокруг, въедаясь в кожу и жег глаза, сдавливал тисками горло. Последние минуты Фурманов вел огонь практически вслепую, по памяти набивая команды и смутно угадывая очертания целей на мониторе. Подсознательно предчувствуя неизбежность трагичной развязки, но упрямо не желая сдаваться.

      Противник же был отнюдь не дурак - сразу после неожиданного отпора уцелевшие суда отошли, вызвав поддержку штурмовиков. Это и стало решающим моментом инцидента. Если бы вместо авиаудара запросили береговую артиллерию, уже через десяток секунд от советского корабля не осталось бы ничего, кроме маленьких, обгоревших обломков и маслянисто-мазутного пятна на волнах.

      А так, выиграв лишние пару минут, наши сумели перегруппироваться, занять оборону и дождались подхода подкрепления почти одновременно с вражеской эскадрильей. Силы нового расклады оказались явно неравны - на помощь изувеченному катеру подоспела пара собратьев и три звена истребителей. На рожон 'самураи' не полезли, ограничившись навязшими обвинениями в 'предательском нападении', нарушении границ. И в сторонке стали смирно дожидаться подхода подкрепления.

      Наши на провокацию не поддались - споро взяли терпящий бедствие борт на буксир и вытянули в нейтральные воды. Подвиг мичмана Фурманова мог так и остаться последним, если бы кто-то из товарищей не сообразил озаботиться судьбой неизвестного, который вел такой успешный огонь с горящего мостика. Пробившись сквозь бушующее пламя, мореманы на руках вытащили из пекла бесчувственного обгоревшего героя. Ко всеобщему удивлению повреждения были по большей части легкими и через пару часов Юрий пришел в себя. Конечно, остались ожоги, подпаленные жаром легкие и отравление угарным газом, но с учетом произошедшего это уже пустяки.

      Через месяц, после выписки из госпиталя, Фурманов получил погоны с одним просветом и двумя звездами, а третью - красную - на грудь. После Юрий не раз с завидным постоянством падал в подобные передряги: горел на суше, воде и даже в космосе. И всегда выходил относительно невредимым - ну или в крайнем случае практически целым...

      - Так... Теперь ты, Алиса, - продолжал Геверциони, - Для начала будешь вместе со мной. Проведешь допрос клиента. Времени мало, потому захвати вместо обычного спецкомплект[14] - не до сантиментов. Сразу как закончишь - бегом марш к Роберту.

      Заметив лукавый огонек в глазах Чемезова, генерал устало вздохнул и, делая вид будто потягивается, проворно схватил майора за ухо.

      - Ай-ай! Караул! - завопил, щурясь от боли, Роберт, - Спасите помогите!

      - Кот ты помойный... - ласково произнес Геверциони, не переставая тянуть плененное ухо вверх, - Еще раз увижу - или услышу, - что хвост распускаешь вместо того, чтобы о деле думать, кастрирую по всей строгости законов военного времени.

      - Ай! Отпустите, шеф! - Чемезов уже приплясывал но носках, вытянувшись в струнку и тщетно пытаясь освободится из цепких рук начальства, - Ей богу бес попутал!

      - Попутал его... - Геверциони вновь вздохнул и милостиво выпустил жертву. Потирая пострадавшую часть тела, Роберт изобразил обиженное лицо, надулся - даже сделал вид, будто прячется за Юрием. Но представление эффекта не возымело - пришлось усесться на место. Однако возможности побороться за последнее слово Чемезов не упустил:

      - Вы деспот, товарищ генерал! Это же нарушение прав человека! А если я в свободное время? Имею я, в конце концов, право на личную жизнь? Может у меня серьезные намерения!

      - Это у кого там опять голос прорезался? - с наигранной заинтересованностью бросил Геверциони, вновь намечая намерение грозно нависнуть над не в меру ретивым подчиненным. Чемезов картинно пискнул и сделал вид, что пытается испуганно вжаться в дальний угол, - Ты мне про права человека даже не заикайся, а то взяли моду... А личного времени у тебя нет - все служебное. Помнишь, как в песне: 'Наша служба и опасна, и трудна...'

      Поняв, что ловить нечего, Чемезов разочарованно вздохнул и украдкой бросил тоскливый взгляд в сторону Алисы. Та же с начала экзекуции ничуть не смутилась и даже наоборот - залилась счастливым румянцем, тихо похихихикивая. Разве что в ладоши от избытка чувств хлопать не стала. И на том спасибо...

      - А что намерения серьезные, это я понимаю - сам молодым был, - Геверциони, подводя итог разъяснительной работе, наставительно поднял вверх указательный палец. - Потому и запрещаю, что очень даже догадываюсь, какие именно у тебя намерения.