Произнеся это, она на мгновение даже распрямилась и расправила плечи, глаза сверкнули холодной яростью, и в них вновь появился вызов. Однако длилось это считанные мгновенья, после чего взгляд потух, а Петерсон сгорбилась ещё больше.
– Всё дело в том, что я всегда всей душой ненавидела Латвию и родную семью. Я ненавидела абсолютно всех, кроме, конечно же, моего деда Вильгельма, которого искренне любила. Но вам этого не понять. Как вы можете понять, что такое жить с людьми, которые, не понимая тебя, всё время пытаются управлять твоими чувствами, эмоциями, каждый божий день вздыхая и восхваляя эту маленькую никчёмную страну? – на этих слова Ханна фон Шмидт – а называть её теперь как-то иначе уже не имело никакого смысла – замолкла, полностью погрузившись внутрь себя.
Трагично опустив веки, старуха закрыла лицо руками и склонила седую голову вниз. Однако длилось это недолго, и с ней снова стали происходить какие-то перемены. Сначала голова и плечи, а затем и всё старушечье тело мелко-мелко затряслось, а вслед за этим раздались короткие свистящие выдохи. Складывалось четкое впечатление, что она еле сдерживает себя и вот-вот разрыдается.
Правда, на этот раз на Олесю Сергеевну это не произвело никакого впечатления. С нескрываемым отвращением она смотрела на старую немку, не испытывая к той никакой жалости.
И это было ошибкой.
Если бы хоть на секунду могла тогда предположить капитан уголовного розыска, что же на самом деле творилось в голове у бывшего лейтенанта Абвера, то наверняка бы не оставалась столь беспечной. Всё, что наблюдала Киряк со стороны, был всего лишь профессионально сыгранный спектакль, одна из тех многочисленных ролей, которые ещё
молодой курсанткой та тщательно отрабатывала на занятиях по спецподготовке. И действительно, в данный момент опытная диверсантка лишь «заговаривала зубы» и тянула время, чтобы взять хоть небольшую паузу. Лишь одно фон Шмидт знала точно: ей требовалось как можно скорее найти оптимальный выход из сложившейся ситуации. По этой причине, внешне изображая подавленную и опустошенную старуху, внутри себя бывший командир диверсионной группы была предельно собрана и сосредоточена. Ханна лихорадочно размышляла, каким образом ей добраться до спальни. Там, в верхнем ящике комода, непосредственно под её старушечьим нижним бельем, находилась маленькая коробочка с деревянными иглами, пропитанными особым ядом. Этот яд в своё время был выделен из цветков одного редкого растения, которое покойный Ланге специально вырастил в своей домашней оранжерее.
Прекратив имитацию рыданий, фон Шмидт решила сменить тактику и, издав два громких хрипа, принялась жадно хватать ртом воздух. Делала она это настолько правдоподобно, что со стороны могло показаться лишь одно – старуха задыхается и вот-вот может умереть.
– Воздуху!.. – хрипела она, торопливо расстегивая верхнюю пуговицу, – Воздуху!.. Кажется, я умираю!.. У меня, наверное, случился сердечный приступ…
На этом хрипы плавно перешли в громкие булькающие звуки, а на лице старухи отобразился нешуточный испуг.
– Олеся Сергеевна, помогите мне добраться до спальни… там, в верхнем ящике комода, лежат мои лекарства…
Не на шутку встревожившись, Киряк поспешно вскочила на ноги и опрометью кинулась на помощь старой женщине. Что-что, а смерть подозреваемой никак не входила в её дальнейшие планы.
Поддерживая под локоть фон Шмидт, она вывела её из кухни в коридор. Миновав подобным образом полквартиры, они уже практически добрались до спальной комнаты старой немки. До конечной цели оставалось всего несколько шагов, как в этот момент внезапно зазвонил телефон.
От столь резкого и пронзительного звука старуха непроизвольно вздрогнула, и по лицу промелькнула тень испуга. Видимо, годы брали своё, и «железная» нервная система безжалостной убийцы стала давать сбой.
Стараясь не обращать внимания на телефонную трель, она упрямо двигалась в сторону комода со спрятанными иглами, поскольку знала точно, что если ей удастся добраться до цели, то всё дальнейшее произойдет очень быстро. Внешне это будет выглядеть так, словно у молодой здоровой женщины внезапно случился инсульт. При этом ни одна судебно-медицинская экспертиза никогда не смогла бы даже заподозрить, что же на самом деле с ней произошло.
Однако бывшая агент Абвера что-то не рассчитала, и в какой-то момент её безупречная актёрская игра дала трещину. Возможно, движения стали излишне поспешны и резвы, а может, перестав контролировать эмоции, в её глазах возникла явная угроза… Это было уже не важно, поскольку Киряк, словно почуяв какой-то подвох, внезапно остановилась посреди коридора и с подозрением взглянула на старуху. Не выпуская из руки её локоть, она сделала шаг в сторону и, взяв телефонную трубку в левую руку, поднесла к уху.
– Алло, алло! – раздался в динамике знакомый голос старшего следователя Ермолаева. – Олеся Сергеевна, это вы?! Ну, слава богу! Жива!.. А я уж было подумал, что она вас на тот свет отправила. Вы знаете, с кем сейчас находитесь в квартире?